— Какой там сундук?— рассмеялась мать. — Долги у меня есть. Вот и отдаю их потихоньку.
Старший брат нахмурился:
— Долги? Какие у вас могут быть долги?
— Э, сынок, зачем тебе об этом знать? Это мои дела.
После этого разговор перешел на другую тему. Я уже и забыл о нем, когда несколько дней спустя, прогуливаясь во дворе, встретил соседскую девочку — семилетнюю Нилуфар. В волосах — белый бант, одета в атласное платьице.
— Ой, какая ты нарядная, Нилу, в гости собралась, что ли?
— Не-а! Сегодня я родилась, — сказала она, хлопая своими черными-черными глазенками и улыбаясь.
— Ах, да ты у нас, оказывается, юбиляр, ну-ка погоди, я сейчас…
Я вошел в дом и вынес оттуда горсть конфет.
— Вот держи, подружек своих угости.
Нилуфар покачала головой и посмотрела на меня очень серьезно, совсем как взрослая.
— Я конфеты не ем. У меня зубы выпали.— Затем тем же серьезным тоном добавила:— В прошлом году Пошша-буви[4] подарила мне туфли.— Девчушка задумалась.— А еще трехколесный велосипед Бахтиеру, а Баходиру — рубашку…
Конфеты выпали у меня из рук…
ДВЕ ЛЕГЕНДЫ
Нашего брата газетчика я мог бы сравнить и со скаковой лошадью и с лошадью, назначение которой — пахать землю. Он мчится к цели и в то же время изо дня в день тянет за собой плуг…
Я дежурил в редакции. Сидел один в кабинете и работал, как вдруг вошла уборщица тетя Вера.
— Это ваш стол? — спросила она, почему-то нахмурившись.
— Мой.
— Курите?
— Курю.
— А почему пепел бросаете на пол? Ежели у вас пепельницы нет, сказали бы, я б принесла из дома!
Я смутился. И правда, пепел упал на пол. И мне ли не знать, как тяжел труд уборщицы!
Мама моя тоже работала уборщицей. Возле нашего дома находился пионерский лагерь. Мама вставала задолго до рассвета и подметала территорию лагеря. А мы, братья, помогали ей, поливая землю. В сущности, это не бог весть как трудно. Становишься в арычек, протекающий вдоль дорожки, и поливаешь ее водой из алюминиевого тазика. После этого мама начинает подметать метлой с длинной ручкой. Ранним утром вода в арычке холодная как лед, ноги прямо режет от холода. Но это еще не самое страшное. Самое страшное — это вставать чуть свет. Ведь до полуночи мы носимся по кишлаку до изнеможения. Мама тихонько будит нас как раз в тот момент, когда сон особенно сладкий.
— Вставай, сынок, день уже занимается.
И вот твои сверстники спят себе преспокойно в палатках, а тебе приходится поливать, подметать… Обидно почему-то становилось. Может быть, поэтому я порой хитрил. То притворюсь, что голова болит, то ноги… А мама всегда верила и вместо меня брала с собой моего друга по имени Абдувахид, который частенько ночевал у нас, или старшего брата. Иногда папа очень сердился. «Что он, лучше всех, что ли? Пускай тоже работает», — говорил он про меня.
Когда старший брат поступил в институт, я учился то ли в пятом, то ли в шестом классе. Как только брат стал студентом, я понял, что он стесняется того, что мать у него уборщица. Наконец он как-то сказал об этом открыто:
— Мама, бросьте вы эту работу…
Мама на минутку задумалась.
— Ты что, стыдишься? — сказала она после паузы. — Я ведь не воровством занимаюсь. Разве ж труд позорен?
И отец, и братья промолчали.
…Не знаю почему, но в тот день я снова почувствовал себя маленьким. Вспомнилось, как в детстве мама ставила колыбель, в которой лежал мой младший братишка, возле своей постели, а я пристраивался рядом с мамой.
В зимние вечера я лежал, просунув ноги под сандал[5], и упрашивал маму:
— Мама, расскажите сказку.
— Спи, сынок, устала я.
— Ну, пожалуйста!
— Ладно, закрывай глаза и слушай… Давным-давно жили-были…
Я сразу догадываюсь, что это за сказка.
— Опять про обкаш?[6]
— Нет, про солнце.
— Но вы ведь про него рассказывали.
— А другой я не знаю…
— Ладно, рассказывайте.
— В далекие времена жило-было солнце…
— Наше солнце?
— Да, наше солнце. Не перебивай! Но ему совсем не хотелось вставать над землей. И поэтому оно каждый день молило бога — жаловалось, мол, много на земле мусора, не желаю я видеть это. А бог успокаивал его, ты всходи, солнышко, не бойся, на земле есть люди, которые не только разбрасывают, но и убирают мусор, чистят землю, берегут ее. Это очень хорошие люди.
— Вы хорошая, да? Вы чисто подметаете улицы.
— Слушай дальше, сынок… А солнце каждый день по-прежнему роптало на то, что на земле никак не переведутся плохие люди. Оно не желало их видеть. А бог все успокаивал его и говорил: «Ты должно освещать землю, и чем ярче ты будешь светить, тем меньше останется на земле плохих людей!»
— Мама, а старший мой брат плохой, да?
— Почему?
— Он ведь пнул ногой деда-мороза, которого я слепил, и развалил его!
— Нет, твой брат хороший… Плохие люди бывают другими.
— А какими?
— Вырастешь, узнаешь. Ну, хватит, теперь спи.
Фитиль семилинейной лампы приспущен, в комнате пахнет тлеющими углями и керосином… Полумрак. А мне все не спится.
— Мама, расскажите про коромысло.
— Поздно уже, спи…
— Рас-ска-жите.
— Ну ладно, слушай. Было не было, жил-был в давние времена один паренек. Хороший, говорят, был паренек, но вот однажды обидел свою мать.
— А что он сделал?