Дела житейские и духовные: Мудрость, доброта и юмор духовников и старцев XIX–XX веков

— Зачем же тогда меня взяли? Что ж, шепотом мне служить, что ли? Какая же это служба? — ворчал он. — А что мне может быть, если я действительно оглушу Вильгельма? Из Германии вышлют? Так наплевать, я и так должен буду уехать. Нет уж, отец протопресвитер, благословите послужить по-настоящему, по-российскому!

— Валяй, Константин Васильевич, Вильгельм не повесит, если и оглушишь его, — утешал я Розова.

Утром перед службой я говорил нашему послу в Германии Свербееву: генерал Жилинский боится, как бы Розов своим басом не повредил Вильгельму уши.

— Ничего не станет этой дубине, выдержит, — ответил Свербеев.

Литургию я совершал в сослужении заграничных протоиереев… Своим могучим, сочным, бархатным голосом протодиакон Розов точно отчеканивал слова прошений; дивно пели синодальные певчие. Эффект увеличивался от великолепия храма и священных облачений, от красивых древнерусских одеяний синодальных певчих. Церковь замерла.

Но вот началось Многолетие… Розов превзошел самого себя. Его могучий голос заполнил весь храм; его раскаты, качаясь и переливаясь, замирали в высоком куполе. И этим раскатам могуче вторили певчие.

Богослужение наше очаровало иностранцев.

— Вильгельм, — рассказывали потом, — в течение этого дня несколько раз начинал разговор о Русской Церкви, о Розове, о хоре.

— Он бредит Розовым, — говорили у нас.

Возвращаясь из Лейпцига, Синодальный хор дал духовный концерт в Берлине. Вильгельм не только сам приехал на концерт, но и привез капельмейстера своей капеллы. Когда Вильгельм входил в концертный зал, он прежде всего спросил:

— А будет ли петь протодиакон Розов?»

«Я с вами никогда не пил»

Дочь архидиакона Константина Розова, Людмила Константиновна Розова, вспоминает:

«Немало слухов, небылиц и легенд о Розове существовало в его время. Припоминается такой случай. Мы с папой едем поездом на дачу по Северной железной дороге. В вагоне идет беседа: один пассажир рассказывает о встрече с Розовым, о силе этого богатыря не только голосом, но и возможностью “лихо” выпить. Подъезжая к станции Клязьма, папа встал и громко сказал:

— Я Розов, но с вами никогда не пил.

Рассказчик замер. Мы вышли из вагона».

Как отец Константин корову остановил

Людмила Константиновна Розова, в своей книге об отце «Великий архидиакон» рассказывает такую историю:

«Душевная щедрость, весьма распространенное в житейском общении понятие, поразительно точно характеризующее моего отца, бескорыстно и сердечно проявлялась во всем.

Приведу небезынтересный разговор “фольклорного характера”, услышанный в троллейбусе Москвы 1970-х годов.

Проезжая через Каменный мост, пассажиры рассказывали: “Раньше Каменный мост был небольшой, и вот бежит по мосту корова, а за ней хозяйка. Навстречу ей идет Розов. Она кричит ему:

— Батюшка, останови телку!

А он как гаркнул — корова и сиганула в Москва-реку. Женщина плачет, причитая:

— Что ж ты, батюшка, сделал? Ведь она — моя кормилица!

А Розов, извиняясь, достал из кармана деньги и отдал ей. Та увидела и ахнула:

— Батюшка, на эти-то деньги три коровы можно купить!”»

История о святителе Луке (Войно-Ясенецком)

(1877–1961)

Архиепископ Симферопольский и Крымский Лука (в миру Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий) — русский святитель, исповедник, духовный писатель, доктор богословия, а также выдающийся ученый, профессор хирургии, доктор медицинских наук, лауреат Государственной премии. Он исповедовал веру Христову в гонениях, тюрьмах, лагерях и ссылке, пережил поношения и пытки, но остался верен Господу. В 2000 году был прославлен как исповедник в сонме новомучеников и исповедников Российских.

Как провалилось «дело врачей»

Летом 1921 года будущему архиепископу Луке, а тогда только что рукоположенному священнику отцу Валентину Войно-Ясенецкому, пришлось публично выступить в советском суде. В Ташкенте чекисты завели «дело врачей», несправедливо обвинив во вредительстве нескольких медиков.

Профессор Ошанин вспоминал: «Тогда во главе ЧК стоял латыш Петерс. Он имел в городе грозную репутацию человека неумолимо жестокого и очень быстрого на вынесение приговоров с “высшей мерой”. По его приказу тотчас были арестованы и заключены в тюрьму профессор П. П. Ситковский и все врачи его клиники. Были арестованы и два или три врача, служившие в Наркомздраве. Петерс решил сделать суд показательным. Над обвиняемыми нависла угроза расстрела».