Сержант буквально чувствовал любопытные взгляды дворняг. Чуткий слух репликанта улавливал шепотки и разговоры. И чем дольше он слушал, тем больше понимал правоту слов Эйнджелы. Дворняги изучали его также, как он изучал их. Изучали и пытались отыскать ему правильное место в своём образе мира. И какое место он займёт – зависит от его поведения, той самой системы распознавания, о которой только что говорила Эйнджела. И поцелуй, похоже, был в их системе ценностей сигналом принадлежности скорее к человеческому роду. Своеобразное заявление статуса.
Передвижения Чимбика никто не ограничивал, но капитан Нэйв с дорсайкой следовали за ним по пятам. Тоже признак статуса, только теперь уже военнопленного.
– Капитан! – окликнул Грэма один из стоявших неподалёку “пижонов”. – А правду говорят, что вы лично пленили четверых доминионских диверсантов?
– Чистая правда, – опередила Нэйва Эйнджела. – Двое из них перед вами.
Нэйв молча кивнул. Тиаматец приподнял бровь, осмотрел девушку с ног до головы и перевёл взгляд на репликанта. Тот ответил таким же изучающим взглядом. Столичный житель, в отличие от собратьев из сельвы, не до конца избавился от вычурной причёски, оставив на затылке косичку. А вот татуировки у него не было, как и фамильяра.
– Сантьяго, сегодня они – гости Максимилиано, компренде? – к нему подошла тиаматка, на плече которой сидела одна из птиц, недавно круживших над молодожёнами.
Татуировка придавала её лицу хищное выражение, и острый, с горбинкой, нос и глаза с вертикальными зрачками завершали картину. В отличие от большинства тиаматцев, она не брилась налысо, а лишь коротко стригла волосы.
– Да я только спросить, Миа, – ухмыльнулся тот, примирительно выставив ладони вперёд. – Не съем же я их.
Нэйв невольно покосился на репликанта, серьёзно сомневаясь, кто кого “съест” при случае.
– Почему вы все говорите по-разному? – с искренним любопытством на лице поинтересовалась Эйнджела.
Вопрос заставил Грэма озадаченно свести брови. Он помнил, что Лорэй прожили на Тиамат достаточно времени, чтобы в общих чертах понимать устройство местного общества.
– Потому что мы из разных городов, сеньора, – на чистом эсперанто ответил Сантьяго. – А их основали разные этнические группы. Мои дремучие сородичи фанатично цепляются за прошлое и сперва учат детей родному языку, а потом уже эсперанто.
– Кроме вас, безродных, – не осталась в долгу Миа.
Птица на её руке заклекотала, разделяя негодование хозяйки.
– Мы не безродные, мы космополиты, – гордо задрал голову “пижон”.
– Так я и говорю, безродные, – подтвердила тиаматка. – Как можно жить без традиций и почитания предков?
– Вообще не напрягаясь, – ухмыльнулся “пижон”.
– Всё в порядке, амиго? – подскочил де Силва.
“Хорошая девочка” Флоринда, к вящему облегчению Эйнджелы, вслед за хозяином не явилась: обоих саблезубов отправили поиграть с потомством, раз уж появилась такая возможность.
– Да, мы просто разговариваем, – выставил ладони “пижон”. – Твоих друзей заинтересовали наши обычаи – вот, рассказываем.
Де Силва с сомнением оглядел Сантьяго.
– И какие обычаи у городских? – полюбопытствовал он.
– Например, трубка мира, – Сантьяго выудил из кармана небольшую деревянную курительную трубку, украшенную затейливой резьбой.
– Не вздумай! – тут же замахал руками старшина. – Не трави моих друзей вашей пакостью!
– Отличная “травка”, – солидно отозвался Сантьяго. – Курнёте? – щедро предложил он гостям.
– Я – пас, – поспешил отказаться Нэйв. – Предпочитаю бухло.
То, что щедрое предложение “пижона” – что называется, “проверка на вшивость”, – контрразведчик понял сразу. Солдат проверял, насколько можно доверять новому знакомцу, откровенно предлагая небольшое правонарушение. Хотя по меркам тиаматцев – ничего предосудительного. Лёгкий наркотик из высушенных листьев тиаматского аналога коки не являлся чем-то запрещённым на “мире смерти”.
Нэйв тоже не видел повода устраивать из-за этого “бурю в стакане”. На службе тиаматцы не накуривались, ну а пущенный по кругу “косячок” с травкой ни разу не приводил к происшествиям.
– Меня папочка наругает и сладкого лишит, – ухмыльнулась Ракша, вызвав общий смех.
Чимбик озадаченно принюхался. Из трубки тянуло сладковатым запахом сушёных растений, смешиваясь с запахом застарелой гари.
– Это наркотик? – уточнил репликант у Эйнджелы.
– Судя по всему, – кивнула она.
Сержант понял, что ничего не понимает: рядовой открыто предлагал старшим по званию запрещённое вещество при полном попустительстве с их стороны. Или у союзовцев иные законы относительно запрещённых к употреблению веществ?
– Это разрешено? – Чимбик удивлённо воззрился на подругу.
– Насколько я знаю – нет, – ответила та, не обращая внимания на любопытные и весёлые взгляды окружающих. – Похоже, это местная форма социальной активности. Проверка свой-чужой.
Объяснение развеселило присутствующих.
– Форма социальной активности!!! – хохотал Сантьяго. – Я теперь только так это и буду называть!
– Мой дорогой городской друг, – де Силва положил руку ему на плечо. – Прости, но тебе просто не хватит ума, чтобы запомнить такие сложные слова.