Делегат грядущего

И про Османова… Он как камень — он вам ничего не сказал и ничего не скажет, и без меня вы разве узнали бы?.. Я был тогда зякетчи, я уже сказал вам, что я был зякетчи, — ну, разве сборщик податей очень большая должность? Разве мне от эмирата жалованье платили? Я жил процентом с налога: что платят дехкане беку зерном, с того мне немножко по своей воле отсыплют… Не верьте, что все зякетчи очень богатыми были… разные были… ну, правда, были такие: с батмана урожая берет себе целый нимхурд — с тринадцати, значит, пудов почти целый пуд…

А я… Разве я обижал дехкан?.. Я честным был человеком, вот как сейчас, как Советской власти, честно работал, то есть, кроме этого одного дела (тут не знаю, как получилось), во всем другом ведь я честно работал — все скажут, кооператив у меня всегда был в порядке…

Вы это посчитайте, когда обо мне решать будете… И то, как открыто все сейчас говорю, тоже мне посчитайте… А тогда я был зякетчи… А Османов — он тоже жил в Локае тогда (ну, теперь я разве скрою, что еще тогда знал его?), жил в Локае…

У нас так бывало: если дед оружие делает, его сын перенимает от него это искусство, а потом к внуку оно переходит… Большое уменье надо иметь, большой опыт… Сто лет, тысячу лет назад у нас умели делать хорошую сталь — называлась пулад — русские разве умели делать подобную сталь? А у нас такая бывала сталь: рисунок по ней идет будто текущая вода, и поперек нее другие волнистые складки — не рисуют, а так само от огня, от плавки получается… Так называли у нас — симдани, газгани, науриз и харусани — самая лучшая сталь делалась у нас в Бухаре… да, это вам слушать не интересно, но очень хорошие были у нас мастера…

И дед Османова и отец его были известными мастерами, и сам Османов… да, вот об Османове… Еще при эмире, Османов еще был мальчишкой, а сабли так умел делать, что из самых далеких кишлаков люди приходили смотреть… А у нас, я скажу, все теперь говорю, так считалось: против кого сабли? Против кафиров, против неверных. Значит, кто делает сабли, тот газы — борец за ислам, друг правоверных… Пусть даже бедный он человек, а все его уважали…

Османов жил мастером, делал кинжалы и сабли, ничего не думал, о теперешнем то есть не думал. У него характер всегда был суровый, мало разговаривал он с людьми, больше свое железо любил и огонь, дни и ночи проводил он у себя в кузнице. Умер его отец — слава от отца к нему перешла… В ту пору беков он не любил, эмира он не любил, даже с нами, мелкими слугами их, часто скандалил…

Я, впрочем, был зякетчи, что такое был тогда зякетчи? Ну, конечно, со мною он тогда не скандалил. Когда дехкане свергали эмира, Османов был за дехкан, мастером он был, дехкане его уважали… Но когда начала рушиться наша вера, он сказал, что он мусульманин, что он газы, а он делал сабли и делал кинжалы… А они басмачам нужны тогда были… Басмачи приходили к нему, говорили: мы против кафиров, и ты, газы, значит, тоже… Давай нам оружие, мы идем защищать нашу веру!..

Он делал для них кинжалы, сабли, ножи, не спал один раз целый месяц — все делал… Полежит у мехов час или два и опять встает, чтоб ковать свою сталь… И пищу басмачи ему прямо туда носили… И денег не брал он с них… Вот такой упрямый был человек…

А потом получилось (если, как мы теперь, по-советски о том рассуждать), что басмачи оказались врагами таджиков… Ну, Османов видел, что басмачей все меньше, и все бедняки идут против них. Он не понимал, как это так: за веру он боролся, а выходит, что работа его как раз против веры, то есть не против веры, а против тех дехкан, которые раньше уважали его. И нужно ему бежать в горы, с басмачами бежать… И он сказал, что народ с ума сошел, восстав против бога, и что сам он до конца дней своих как был газы, так и останется…

А все-таки на душе его плохо стало… И раньше разговаривать не любил, а тут совсем стал молчаливым, мрачным он стал. И вот тогда курить опиум начал, и я, как услышал об этом, сразу решил: конченый он теперь человек. Так жил он в горах с басмачами, а я басмачом не был, никогда не был я басмачом, я правду вам говорю, я уже не был тогда зякетчи, я так, торговал понемножку, на базарах торговал чем придется — надо мне было жить…

Не знаю я, как жил он в горах… Потом кончились басмачи. Османов вернулся в город. Я только один раз видел его, в советской кузнице он работал, разные инструменты делал. Я давно уже жил тогда здесь, вот, честное слово, вы знаете все, я был перед тем красным партизаном, в милиции был, все это знают… Вы вспомните мне тоже эту заслугу… Все надо считать, все надо класть на весы…

А потом Джура приехал сюда, с тех пор я заведующий кооперативом, а Османов… Османов сразу после Джуры приехал сюда, и уже я знал, что он перед тем был механиком и шофером… Когда МТС началась, он сразу туда поступил… И конечно, он враг Советской власти… Я разве враг? Какой я враг? Я немножко ошибся, а он враг… Вот он сталь приготовил для Анджумана, вот он товарища Хурама убить на автомобиле хотел, Джура сказал ему так, потому что ничего о золоте не должен был знать товарищ Хурам…