А когда конференция тринадцатого октября вдруг как-то неожиданно для всех сразу закончилась (хотя дата ее закрытия была заранее хорошо известна), то оказалось, что билеты на самолеты уже куплены и все разлетаются в разные стороны: часть делегатов улетает в свои родные страны, другие, группами, летят в Казахстан, в Туркмению, в Таджикистан, в Москву, — приглашенные различными организациями, ожидаемые трудящимися многих городов…
На следующий день после закрытия конференции и я улетел в Таджикистан, где начиналось празднование юбилея 1100-летия со дня рождения Рудаки — великого поэта древности, чья могила немного лет назад была разыскана старейшиной современной таджикской литературы Садриддином Айни. Там, в горном кишлаке Панджрудак, на притоке горной реки Зеравшан, должно было состояться торжественное открытие мавзолея Рудаки, и туда предстояло мне отправиться с многочисленными гостями, среди которых оказались и уже хорошо знакомый мне Гурбахш Синг, и китайский писатель Гэ Бао-цюань, и наши московские писатели: Н. Тихонов, Вера Инбер и, конечно, писатели Таджикистана…
Мне не удалось побывать ни в гостях у Улуга, ни в его школе. Мне не удалось узнать все подробности биографии юноши, ставшего столь милым моему сердцу.
Накануне закрытия конференции было воскресенье. Этот день, объявленный днем отдыха участников конференции, все мы проводили в пригородных колхозах Ташкента. Вместе с делегатами Индии, Пакистана, Афганистана, вместе с гостями из Венгрии и Румынии я отправился в колхоз имени Карла Маркса Калининского района. Автобус и его шофер были теми же самыми мне знакомыми, и в кабинке шофера я опять увидел Улуга. Со мной поздоровался он как со старшим своим старым другом, но все-таки шепнул мне:
— Вы не говорите никому про меня, ладно?
И я выполнил желание мальчика. Вместе с нами осматривал он сначала животноводческую ферму колхоза, с видом знатока трогал электродоильные аппараты, переводил стрелку на подвесных рельсах передвижных силосовых кормушек, пил молоко, которым угощали в этот жаркий день гостей веселые, приветливые доярки. Потом вместе с Улугом я отстал от всех направившихся к виноградникам индийцев и, бредя вдоль арыка под тутовыми деревьями, завел с мальчиком, счастливым и возбужденным, беседу. Он уже знал по именам всех индийцев, он, как взрослый, рассуждал со мной о речи известного бенгальского писателя Саньяла; о том, как поэтесса Прабхджот Каур и Долли Сахиар в час открытия конференции обошли в своих нарядных сари стол президиума и, по старинному индийскому обычаю, обрызгали всех сидящих за ним душистою амброй, желая высокому собранию удачи.
— Ты доволен всем, что ты видел? — спросил я Улуга.
— Вы всё не хотите ко мне прийти, — ответил он, — я понимаю, вам некогда, а вы все-таки… Ну, пожалуйста, приходите!.. У меня дома есть глобус, и на стене прибита большая карта. Я теперь нарисовал на карте кружки и написал, где какой делегат живет… Вот только, понимаете, например, ОАР — это значит Объединенная Арабская Республика, ну, вместе Сирия и Египет, а вот, например, Абдель Рахман Эль Шаркави и Али Хашим Рашид где живут? В Сирии или в Египте? Не знаете?
— Знаю, мой дорогой. Первый — в Египте, второй — в Палестине.
— Хоп, спасибо! Там я их и помещу теперь… А зачем они ездили на старое кладбище и на базар? Что у них — своих нет?
— Откуда ты знаешь?
— Я все знаю! Взяли машину и поехали… И еще мечеть на базаре осматривали. Это что, тоже борьба за мир?
Я рассмеялся:
— Ну, хотелось им посмотреть. Ты что, с ними ездил!
— Нет. Переводчица мне рассказывала. У меня с несколькими переводчицами дружба теперь!..
— Хорошо. Ты все узнал, все видел, со всеми познакомился. А к чему тебе это?
— Хо! Хо!.. Я теперь их книги читать буду!
— Где ты возьмешь их?
— В библиотеке достану! По-арабски мой дед прочтет, он скоро приедет из Бухары, он хорошо по-арабски читает. Урду и пушту он тоже немножко знает… Вот по-английски трудно… Сколько, вы думаете, времени надо, чтоб научиться?
— Как учиться станешь.
— А я отличник! Быстро!
— От тебя зависит, дружок, года три понадобится.
— Э! Это слишком долго. За год я научусь! У нас учительница хорошая. И еще есть такая переводчица — Галя Михайлова, знаете? Она преподает хинди в школе номер двадцать четыре. Я познакомлюсь с ней, попрошу. Научит?
— Кто тебе, такому напористому, откажет!
— А вы завтра на стадионе «Пахтакор» будете? На митинге?
— Буду..
— Вы тогда на меня смотрите. Я там в спортивных упражнениях участвую.
— В каких?
— С кольцами… Как увидите, значит там и я… От трибуны направо смотрите. Мы долго тренировались!
— А много вас будет там?
— Много! Наверно, тысяча ребят и девушек! Ну, вы меня все-таки рассмотрите! Я не подведу. Ладно? И Мишка будет, и Ким — кореец из нашей школы!