Делегаты засмеялись, повторяя на всех знакомых им языках:
— Yes!.. Oui!.. Так!.. Понимай!..
Но курносая синеглазая школьница вспыхнула:
— Во-первых, слова это русские, а не узбекские, а во-вторых, Алишер Навои не слово, а имя!
— Конечно, имя! — скорчив насмешливую гримасу, небрежно кинул Улуг. — Наш великий узбекский поэт… Это раз!.. А во-вторых, и название этого театра такое же!.. Думаешь, не знают? Все знают!
— O, my girl! — один из индийцев положил руку на плечо школьницы, наклонился и что-то с улыбкой сказал ей.
— Вот и понимаю! — вскинула голову школьница. — Он спрашивает тебя, каких ты индийских писателей знаешь?
— Рабиндранат Тагор! — быстро и уверенно выпалил Улуг прямо в лицо индийцу.
Тот что-то промолвил школьнице, она перевела:
— А ты читал Тагора?
Улуг замялся на секунду, наморщив бронзовый лоб, но тут же вспомнил:
— Чудо Пуран Бгахата! Понимаете? Пу-ран Бга-ха-та!
— O, Puran Bgahat… I know… Delightful boy!
Я не сказал Улугу, что он перепутал автора. (Индийцы не заметили этого.) Да и разве в том было дело?
Сквозь группу делегатов к скамье пробилась запыхавшаяся, спешившая от гостиницы переводчица, лицо которой мне уже было знакомо. Сразу включаясь в беседу, кинула несколько слов по-английски индийцам и повернулась к Улугу:
— Он говорит: ты сам — чудо!
— А вы спросите их, — не растерявшись, запальчиво крикнул Улуг, — у них спутник есть?
И, получив от переводчицы ответ: «нет», Улуг велел ей сказать, что сам он не чудо и что в рассказе том тоже нет чуда, а вот советский спутник Земли — это действительно чудо.
Девушка перевела, и ответом Улугу был общий одобрительный смех. Но Улуг не унимался — в таком задоре я еще его не видывал.
— А спросите, у них голодные есть?
Тут уж замялась переводчица, видимо не считая тактичным задавать гостям такой вопрос. Но делегаты шумно заставили ее перевести вопрос слово в слово, и она со смехом передала ответ: «Есть».
— Голодные есть, а революцию все не делают… Так дело у них не пойдет, скажите!..
Переводчица довольно резко сказала Улугу:
— Ну, это уж ни к чему, парень!
Но, видимо, поняв слово «революция», один из африканцев ткнул пальцем Улуга и показал в улыбке два ряда своих крупных, отразивших солнце белых зубов.
— Un vrai agitateur!
— Я не агитатор… Я школьник! — важно ответил Улуг.
И при посредстве переводчицы разговор продолжался. Высокий красивый мадагаскарец Обер Рабеноро — по моим трехдневным наблюдениям — предмет восхищения всех ташкентских девушек, спросил:
— Если ты школьник, назови мне столицу Мадагаскара!
Улуг впервые смутился. Стыдливо и беспомощно он оглянулся на сидящих с ним рядом школьниц. Но те отвели глаза.
— Не знаю, — наконец вынужден был ответить Улуг.
— А столица Гвинеи? — спросил другой африканец.
Это был коренастый Бенье Ньюпэк, прилетевший в Ташкент вместе с Рабеноро.
Спасая положение, Улуг внезапно проявил находчивость:
— А вы сначала скажите: как называется столица Узбекистана?
— Ташкент! — спокойно ответил мадагаскарец.
— А Казахстана?
Пришла очередь смутиться мадагаскарцу.
— Не знаю! — ответил он под общий смех.
— А столица Таджикистана? — уже торжествуя, продолжал Улуг.
— Не знаю.
— А столица Туркмении?
Смех превратился в хохот. Расхохотался и я, понимая, что резервы советских столиц у Улуга неистощимы.
— Вот! — вдруг очень серьезно и, пожалуй, чуть-чуть обиженно заявил Улуг. — У меня есть и глобус, и карта мира. Завтра я все африканские столицы выучу. Ему вы переведите: пусть он, когда вернется, повесит у себя дома в Африке карту СССР. Я могу ему даже подарить карту!
Дружеская дискуссия закончилась явной победой Улуга, но вся группа делегатов была довольна. Гости заторопились к театру: заключительное заседание конференции началось. Поспешил в театр и я…
Вечером на стадион «Пахтакор» я приехал с Гэ Бао-цюанем и несколькими другими делегатами. Когда, после митинга, в уже сгустившихся сумерках, начались массовые спортивные игры школьников и сказочное зрелище осветили лучи прожекторов, я упрямо старался разглядеть Улуга среди сотен упражняющихся с кольцами физкультурников. Но, конечно, мне это не удалось. Игры закончились взрывами и чудесными взлетами многоцветного фейерверка, вызвавшего восторженные возгласы всех делегатов и восьмидесятитысячной толпы ташкентцев. Время близилось к полуночи.
Утром я отправился в аэропорт и с небольшой группой иностранных писателей, спеша на юбилей 1100-летия со дня рождения Рудаки, улетел на ИЛ-14 в столицу Таджикистана.