Деление на Ноль

По дороге я размышлял о трудностях человеческой логики. Вот Зеленский решил сыграть на стороне Зеро и, узнав, что я нарушил подписку о невыезде, не разобравшись, решил, что меня нужно нейтрализовать, так как я несу угрозу его предполагаемому «господину». А ведь задержи он меня, и его «господин» не получит какой-то важный арт. И выходит преглупейшая картина: я сейчас играю на стороне Зеро, а Зеленский против, только он об этом не знает… Да уж… Почему великий комбинатор Зеро не учел такой мелочи, которая может поставить под угрозу его замыслы? А может, ему просто плевать, кто доставит ему этот чемодан?

Поднявшись по металлическому трапу с мокрыми и холодными перилами в рубку, мы попали в прокуренную, но уютную обстановку: тут было тепло. Возле застекленной передней части за штурвалом стоял вахтенный матрос, а в огромном капитанском кресле развалился тучный Пайк в потертом дождевике, с сигарой и чашкой ароматного кофе.

– О! – пробасил он. – Как раз хотел за вами посылать! Радио из порта пришло: срочно вернуться, так как на борту находится опасный преступник! Это ты, что ли, Озноб?!

И он хохотнул, выпустив облако сигарного дыма.

– Это я опасный преступник, – вступил я в беседу.

– Моррисон? – прищурился капитан.

– Да, сэр! – кивнул я.

– Сиблинг-артефактор?

– Да, сэр!

Я поразился осведомленности капитана, но виду не подал.

– Он от Стукова, Пайк, – пояснил Сергей.

– Ага… – задумчиво произнес капитан «Ласточки». – Ну, если от Алекса, значит, какой же из него, к Хиусу, «опасный преступник». Вот господин старший комиссар, вот он действительно мутный парень, разорви мои котлы!

– Так как нам быть, Пайк? – спросил Морозов.

– А я им так и ответил, тресни мой якорь, – выпучив глаза, сказал капитан, – рейс, говорю, у меня коммерческий, деньги получены и срок оговорен. Неустойку вы мне не заплатите, риф вам в глотку, а я платить за вас не имею никакого желания как честный гражданин Купола Ироп, селедку им промеж булок!

– Спасибо, Пайк, – кивнул Морозов, – с меня причитается…

– Ой, да брось! – взмахнул своими ручищами капитан. – Здесь только жандармерия командовать имеет право! А эта шелупонь имеет наглость коммерческому судну приказывать! Да они крабами тухлыми обожрались!

Гневную тираду капитана перебил шум радио, сквозь помехи которого возможно было понять, что это человеческая речь. Правда, большего было сделать невозможно.

Но к моему глубочайшему изумлению вахтенный матрос повернулся к нам и сказал спокойным тоном:

– Кэп, кормовой мостик передает: за нами вышли из порта три полицейских катера. Сигналят нам с прожектора: «Заглушить ход и лечь в дрейф».

– Что?!! – Лицо Пайка побагровело. – Они еще не успокоились? Выродки Хиуса и дохлой акулы!

Я повернулся к смотровому окну в задней части рубки и разглядел меж двумя трубами нашего парохода темные точки на морской ряби, одна из которых ярко мигала «импульсной азбукой». Я не особо понимал текст, забыл многое за ненадобностью, но тут не нужно было обладать специальными знаниями: все и так было ясно – господин комиссар, что называется, «уперся рогом в стену». Хиус… даже как-то перед всеми этими хорошими людьми неловко получается… Они же не знают, что я работаю на врага…

За время моих размышлений капитан успел овладеть собой:

– Рэд, передай на мостик, чтобы прислали тебе замену, а сам телеграфируй в жандармское управление следующее…

Голос его был тверд и решителен:

– Говорит «Ласточка». Точка. Преследуют муниципальные катера, требующие незаконной остановки коммерческого рейса. Точка. Подозреваю попытку рейдерского захвата судна. Точка. Пытаюсь оторваться. Точка.

На фразе «пытаюсь оторваться» горькая усмешка сама собой возникла на моем лице, на что Сергей незаметно махнул рукой, мол, все в порядке, не боись.

Ну как, скажите мне, эта баржа на паровом ходу сможет оторваться от дизельных полицейских катеров?! Значит, они думают разобраться с копами на борту? Когда кто-то из портового жандармского управления пришлет некую помощь? Было бы лето – можно было бы так доплыть – и быстрее выйдет… Может, я, конечно, чего-то не знаю…

Совсем уж комичным выглядело, как Пайк подошел к переговорной трубе и заорал в нее, словно в мегафон:

– Машинное! Полный ход!

А вот следующую фразу я понял только позже.

– Врубай «Водомерку»!

Сперва ничего не происходило. Разве что вибрация корабля усилилась, и далекий приглушенный гул стал несколько громче и выше.

Потом нас слегка вдавило в пол, пароход качнуло немного вперед, а потом сразу назад, и брызги волн, которые только что перехлестывали через фальшборт, исчезли!

Все похвастались за стены. По затылку пробежали мурашки, а по корпусу «Ласточки» какая-то судорога, сопровождаемая резкими, леденящими душу скрипами.