DELETED

Они всегда так делают. Люди. Ты должен принадлежать к какому-нибудь влиятельному цеху, чтобы начать для них существовать. Нельзя заниматься, например, наблюдением за цветами, кормлением птиц или фиксацией теней. Хорошо, что я «занимаюсь» бардонавтикой. Не бог весть что, но ведь недавно о бардонавтах была передача на телевидении. Вдруг Таня тоже кому-нибудь позвонила. Говоря с сестрой, я переплавила в слова часть летучего вещества, поднимающего меня к небу, и смогла сесть на трамвай.

Это был почти пустой трамвай с двумя старушками, прилепившимися друг к другу и тихонько о чём-то переговаривающимися, и несколькими шумными школьниками на задней площадке. Рядом с одной из старушек стояла тележка, а из неё тянули головы мелкие, бледно-жёлтые нарциссы. Принюхавшись, можно было почувствовать их холодный и сладкий запах.

Трамвай въехал в светло-зелёное облако парка и понёсся, то спотыкаясь о пустые остановки, то разгоняясь снова. Один раз ему пришлось всё-таки затормозить до конца и открыть двери — школьники с задней площадки выходили. После них в вагоне стало совсем тихо — старушки теперь тоже смотрели в окно, — остались только шуршание колес и металлическое позвякивание.

33

Алекс сидел за ноутбуком. Не знаю, что он делал. Может, что-нибудь читал, может, просто сёрфил, может, пополнял свою порно-эротическую коллекцию фотографиями обнажённых женщин. В конце концов недавно был куплен новый внешний жесткий диск, так что место для новых экспонатов было.

— Алекс? Эх, поесть бы… Боюсь, от голода ещё хуже станет…

Я лежала на диване с мокрым полотенцем на глазах.

— Так поешь.

— Так я не могу — нечего.

— Так приготовь.

— Так не могу. Мигрень у меня. Встать не могу. На меня как будто бетонную плиту положили. И тошнит, если встаешь. И от света больно.

Она начала прорастать с утра: семена проклюнулись под бровями и тонкая паутина ростков за какой-нибудь час опутала весь мозг. Слева сеть была плотнее и глубже пустила свои острые, паразитические корни, которые, казалось, сжимали мозг, словно губку, из которой нужно выжать побольше влаги.

— Ну так лежи и не жужжи.

— Так а поесть-то надо…

— Тебя же тошнит?

— Когда встаю. Но если совсем ничего не есть, то оно ещё сильнее начинает болеть.

— Раз можешь есть, значит не умираешь.

— Так ты сделаешь что-нибудь поесть? Или для этого надо умереть?

— Я сейчас не могу.

— Но ты же нормально себя чувствуешь? Есть пельмени в морозилке.

— Я не умею их готовить.

— Они готовые, их только сварить. Там есть подробная инструкция на пачке. Это не сложно.

— Ну так и свари, если не сложно. Я занят.

— Алекс, я готовлю каждый день, ты реально один раз не можешь сварить какие-то несчастные пельмени из пакета? Один раз, когда у меня болит голова? Всего один!

— У тебя всегда что-нибудь болит.

В родительском доме к болезням все относились с уважением. В том числе отец. Может быть, отец уважал болезни даже больше других членов семьи, потому что сам он болел очень редко, а уж если болел, то самый обычный насморк воспринимал как предвестника скорой смерти.

В общем, я была чересчур в этом вопросе разбалована. Поэтому поначалу презрительное «у тебя вечно что-то болит» очень меня обижало. Но если долго и методично бить в одно и тоже место, то рано или поздно сделаешь сквозной лаз и окажешься с той стороны земного шара, где всё будет вверх тормашками. Постепенно я и сама поверила, что болею намного чаще среднестатистического человека, и мало кто согласится иметь дело с такой дохлятиной. Поверила, что «нормальные люди так часто не болеют». По сравнению с Алексом, который почти всегда был здоров, я действительно цепляла простуды довольно часто. А ещё были мигрени и болезненные менструации. Если мигрень начиналась второй раз за месяц, я чувствовала себя виноватой и не позволяла себе лежать и страдать, а уж тем более «ныть» о своем состоянии. Я заставляла себя встать и хоть что-нибудь делать. Или, если встать всё-таки не получалось, я лежала, погребённая под мыслями вроде: «Ты должна была лучше искать способ избежать приступов… Никто не будет терпеть твоё ничегонеделание под предлогом болезни… Голова не может болеть просто так, это ты что-то сделала не так… Головная боль твоё безделье не оправдывает, ты сама в ней виновата…»

Но потом бог, в возможности которого я тогда ещё верила, создал триптаны…

«Если ты сама ничего не делаешь, то хотя бы не отвлекай других людей на всякую ерунду, вроде того, чтобы сходить тебе за таблетками».

34