Дельгадо (СИ)

— Сантьяго, мы с семьей переезжаем в противоположенную часть Мехико, — тихо проговорила Рэмира, опуская голову, боясь смотреть на своего друга, — боюсь мы будем видеться намного реже.

Сантьяго уставился, рассматривая виноватое лицо подруги, потом он резко обнял её, крепко прижимая к себе.

— Я ни за что не потеряю тебя, поэтому я каждые выходные буду бегать к тебе, как бы далеко это не было.

— Грасьяс, Сантьяго. Я не сомневалась в тебе, ты же носишь фамилию Дельгадо.

1821 год

— Сантьяго! Дельгадо! — парень был невероятно рад видеть свою подругу детства.

— Рэмира.

— Сантьяго, неужели я дождалась! Никто больше не потеряет своих близких! — Торрес радостно крикнула и обняла Дельгадо.

Сантьяго мог вечность любоваться такой широкой улыбкой девушки и таким огоньком в её взрослых глазах.

— Я рада видеть тебя.

— И я.

— Рэмира! — рядом с ребятами показался Алехандро, — как давно не виделись!

Парень оглядел девушку и радостно вскинул бровью, из девчушки с двумя косами, Торрес превратилась во взрослую женщину.

— Алехандро, — Рэмира радостно обняла парня и весело потрепала его чёрные волосы.

Альваро одиноко стоял один в толпе и рассматривал мексиканцев. Все здесь были такими разными, но всех объединяло одно лишь желание. Каждый хотел, чтобы всё закончилось, и когда это пришло, никто не мог не радоваться. Вдалеке в толпе пробежали Сильвио и Палома, а сразу же за ними шли сеньор и сеньора Гомес. Затем Альваро также заметил сеньора Рамиреса, который шёл в сопровождении своей дочери, красавицы сеньориты Марселы. Затем с изучающим взглядом Альваро встретился взгляд сеньора Лопеса. Сеньор приснял своё сомбреро, на что Альваро кивнул головой, а затем слегла поклонился сеньоре Лопес, которая держала на руках маленькую Эсмеральду.

— Буэнос диас, — рядом с Альваро пристроилась Милагрес. Девушка убрала со своего лица белую кружевную мантилью, накидку которая закрывала прекрасное лицо девушки, затем сеньорита взглянула в лицо Альваро.

— Не знал, что вы тоже ходите на такие собрания, — Альваро даже не взглянул в изучающее лицо Милагрес.

— Дорогой, Альваро, то что я училась в Нью-Йорке, не делает из меня американку. Я тоже уроженка Мексики, почему же события, которые сейчас происходят, не должны радовать меня?

— Во-первых, ты не была в Мексике, когда твой народ страдал, а, во-вторых, сеньорита, я тебе не дорогой, — Альваро убрал кудрявую прядь со своих глаз и всё же удосужился взглянуть на Милагрес.

— Ты хотя бы посмотрел на меня, это уже хорошо, — девушка гордо хмыкнула, — не смотреть на человека во время общения, это признак дурного тона.

— Уж извините, что я такой безграмотный, сеньорита Милагрес.

— Не обязательно быть грамотным, чтобы знать обычные признаки вежливости.

— Не тебе, Гарсия, учить меня вежливости.

— Вы только посмотрите кто здесь, — рядом с Панчо и Мигелем показался Пабло вместе со своими друзьями Арсенио и Тэо.

— Гарсия, — Панчо подправил свою жилетку и тоже подошёл к Пабло, — неужели есть то, что может вырвать тебя из своей прохладной гасиенды?

— А тебе видимо завидно, разве не так Дельгадо? — Пабло взмахнул своей ладонью в белой перчатке.

— Конечно это так, — подал свой голос Арсенио.

— И чему же я по твоему завидую, Гарсия? — Панчо подходил всё ближе, несмотря на то, что Мигель останавливал его как мог, — тому что ты богат? Ой прости, я хотел сказать, что богат твой отец. Или всё же тому, что вы жили, как короли, пока обычные люди страдали?

— То что мы богаты, это не преступление! — Пабло тоже подошёл вплотную к Дельгадо. Оба парня были почти одинакового роста, только Пабло всё же проигрывал. Хотя молодой сеньор носил кожаные сапоги, которые помогали ему быть одним ростом с Панчо, который носил обычные гуарачи на плоской подошве.

— Неужели ваши ссоры не остановит даже сегодняшний день? — Мигель всё же оказался между братом и Гарсия, когда на балконе Национального дворца показался Агустин Итурбиде, государственный и военный деятель Мексики.

На площади установилась полнейшая тишина.

— Дорогой народ Мексики! — уверенно начал мужчина, — вчера 27 сентября 1821 года спустя ровно одиннадцать лет и одиннадцать дней после Грито де Долорес (восстание в селении Долорес 16 сентября 1810 года) Мексика может считаться полностью свободной страной! — по площади прошло ликование.

— Неужели, — тихо прошептала Рэмира, закрывая глаза, чтобы всё это не ушло как сладкий сон, всё это не укрылось от глаз Сантьяго. Парень приобнял свою подругу, продолжая смотреть на фигуру мужчины на балконе Национального дворца. Погоны на мундире мужчины приятно блестели на солнце.

— А сегодня 28 сентября я могу с большой гордостью предоставить вам, мой народ, эту декларацию независимости мексиканской Империи, — после Агустин представил бумагу, которая называлась декларацией, так величественно и может не так понятно для простого люда, но она была нужна им больше, чем они могли себе представить.