– Часто общаемся. Вместе сидим. В салон красоты ходим, она меня туда осенью в первый раз отвела – сказала, если немного сменю стиль, Эдику должно понравиться. Здорово так, меня научили краситься, укладку делать…
– Ты рассказала ей об Эдике? – равнодушно спросила я, уткнувшись в тарелку с пирожным.
– Ну да.
Ей – да, а мне – нет? Может, она их еще и познакомила?.. Поразительно, но почему-то мне было неприятно – так, будто у меня из-под носа забрали заслуженный приз.
– Так значит, вы с ней дружите, – с нажимом повторила я.
– Приятельствуем, – улыбнулась Маша.
– А я… – не удержалась я.
– А ты моя лучшая подруга. Единственная подруга.
– Но мы не общались с прошлого года, я ничего не знала о твоем романе с Эдиком, и…
– Да, так вышло, я была вся в любви. Прости. Не думай, что я тебя забыла. Мы можем не видеться десять лет, и все равно ты останешься единственным человеком, с которым мне комфортно. И с которым не надо слов. Сама знаешь, я не болтлива, но с остальными как-то приходится…
– Ты и сейчас со мной гораздо разговорчивее, чем раньше.
– Привычка уже. Сейчас обсудим с тобой организационные вопросы, я опять расслаблюсь и буду вести себя как мне удобно.
Это был наш первый откровенный разговор. Похоже, Лина когда-то попала в точку, сказав, что Маша выбрала именно меня, потому что я не вытаскиваю ее из зоны комфорта. Вот только она говорила как бы обвиняюще, а кто сказал, что это так плохо? Теперь для Маши это, видимо, было особенно важно, потому что ей приходилось постоянно покидать эту самую зону ради Эдика.
– Спасибо, что предложила мне стать свидетельницей, – вдруг сказала я.
– У меня и не было других вариантов. Только ты, – пожала плечами Маша. – Так, мы говорили о гостях. С моей стороны я всех перечислила, а с его…
– А с его я, наверное, никого и не знаю, кроме свидетеля.
– Ну почему, у Эдика есть один друг, которого ты вроде должна знать. – Еще до того, как подруга закончила фразу, я почему-то понимала, что она скажет, так отчетливо, будто ждала этого. – Он учился в параллельном классе с девятого, а до этого – в другой школе, и вы вроде бы в одном классе были. Это Коля Гусев. Помнишь такого?
***
У Маши были своеобразные представления о том, чем должна помогать невесте свидетельница и лучшая подруга. Она и не подумала привлечь меня к выбору свадебного платья и аксессуаров, зато почему-то я должна была помочь ей решить, как рассадить гостей.
– Кажется, приглашенных со стороны жениха и со стороны невесты нужно сажать отдельно. По крайней мере, кхм, в Америке, – нерешительно высказалась я, вспоминая голливудские фильмы.
– У нас один стол, – информировала Маша. – Мы с Эдиком должны быть рядом в центре. Как с остальными?
– Э-э…
Мне в очередной раз пришло в голову, что вся эта свадьба – такая особая игра, где никто толком не знает правил.
– Ну смотри, если я сижу слева от Эдика, то свидетели с моей стороны должны быть слева от меня – логично?
– Наверное… только… – Пришло время поднять самую деликатную тему, по возможности легко и небрежно. – А можно сделать так, чтобы… Гусев… ну, тот, мой одноклассник бывший… чтобы он сидел где-нибудь близко ко мне… то есть, ну… я бы… расспросила его…
– А, об Анфисе, наверное. Помню, вы хорошо общались одно время. Думаешь, он с ней еще как-то связан?
– Что? А-а. – Я даже не сразу поняла, что Маша имеет в виду Лину. – Ну… да! Вряд ли они вместе, но есть шанс, что хотя бы иногда контактируют. Интересно, как она там.
– Но ты должна сидеть рядом со мной. Ты же свидетельница.
– Я помню! Ну, при необходимости мы с ним, конечно, можем перекрикиваться через стол… ох, не знаю. Ладно, забудь. В конце концов, я иду к тебе на свадьбу, а не на встречу с Гусевым.
– Нет-нет, если для тебя это важно, мы что-нибудь придумаем, – пообещала Маша и сменила тему:
– Слушай, я переживаю. Вчера была у врача – он сказал, у меня такая комплекция, что к свадьбе уже может быть заметно. – Она застенчиво приложила руку к совершенно плоскому животу.
– Ерунда. Если и будет, то не сильно – на четвертом-то месяце, – утешила ее я и вздохнула:
– Не верится даже…
– Во что?
– Во все это.
– Придется поверить. Я почти замужем и почти мама, – улыбнулась Маша.
– Ох.
От ее слов мне вдруг стало дурно, и я то ли обняла ее, то ли вцепилась в нее, чтобы удержать равновесие и не упасть под тяжестью этого осознания. Таким было наше первое дружеское объятие.
– Да ладно. – Маша усмехнулась и, взяв меня за плечи, легонько отстранила. Она, как и я когда-то, старалась по возможности избегать тактильных контактов. Жаль только, что это правило не распространялось на Эдика.