Делион. По следам древней печати

— Можешь поспрашивать у него, господин страж, — трактирщик продолжал делать круговые движение тряпьем на одном и том же месте, слишком увлекшись разговором. — Клянусь речными водами, ему есть что рассказать.

Галарий пристально смотрел на этого незнакомца, пытаясь мысленно его взломать, словно какой-нибудь замок.

"Сказитель!" — Флавиан не мог поверить собственным ушам, может быть трактирщик издевается над ними?

Нет, вряд ли. Лебизье был добр к ним, все это время, зачем же ему подшучивать? Если это действительно был сказитель, то это не может быть совпадением, что он появился при таких обстоятельствах.

В промерзлой Съердии, где большую часть года лежат снега, этих людей зовут скальдами, Речноземье славится прекрасными стихотворцами, обычно, воспевающие подвиги рыцарей и их называют тут менестрелями. В столичных имперских землях поэты-стихотворцы имеют совершенно другой вид и другие функции, более прагматичные и менее творческие — в Фикии они известны под именем ораторов. Бравлянские древние леса были дремучими, в отличие от их стихотворцев бардов — бродячих мифотворцах, где при любом княжеском дворе для них было припасено место. Таких творческих людей любили повсюду и приветствовали их, как тех, кто разгонял бытовую печаль и обыденную тоску, привнося в жизнь местных жителей крупицы сказаний о далеких землях.

Но сказитель исполняли совершенно иную функцию. И… Они представляли совершенно другую расу.

— Сказитель, — Галарий произнес этого слово таким тоном, словно пытаясь распробовать его на вкус. — Что он тут делает?

Трактирщик нырнул под стойку и ненадолго пропал, пока не вытащил оттуда свежие и вкусно пахнущие пироги со сладкой начинкой. Возможно это было клубничное или малиновое варенье, но запах самой выпечки перебивал аромат начинки. Водрузив пироги в специальный деревянный контейнер на стойку, он вновь наклонился к Галарию с самым ни на что есть заговорческим видом.

— Знаешь страж, я пытался его расспросить, — начал говорить Лебизье. — Он говорит по-нашему, но говор у него какой-то скомканный, словно увиливает от ответа. Говорит, что грядут последние времена, речет как пророк. Вы знаете, сказителей у нас обычно в империи не жалуют, но этот ведет себя более, чем неподобающе.

Флавиан затормозил свою руку, несшую кусок свинину ко рту и перевел свой взгляд на сказителя. Он усомнился в словах трактирщика, ведь чужак из далеких земель вел себя тише воды, ниже подводных рыб, занимаясь своим письменных творчеством, не представляя никакой опасности для местных.

— Чем же он так всех раздражает? — любопытство Флавиана взяло вверх.

Северное наречие пастуха резко контрастировало с речноземным говором окружающий и чистым имперским наречием Галария. Хотя в голосе стража прослеживались непонятные нотки еще более далеких земель, но Флавиан этого не улавливал.

— Клянусь нимфидами, и самой Девой, мой друг, — трактирщик приложил свою руку к сердцу. — У меня в знакомых есть, и Жуан и Креси, и Летуар. Ведь как приехал сюда этот странник, вещи начали случаться странные.

Галарий нахмурился и видимо задумался о том, что в его расчеты только что внесли новую переменную. Трактирщик продолжил.

— Нет, нет, я конечно не про… кхм, кхм. Убийства говорю, а про другое. У Жуана его дочь Матильда, хранила под кроватью пять серебряных грифонов. У Креси, оба сына ворачивались домой с купленными у кузнеца мечами. А Летуар и вовсе из виду упустил сынишку, когда целый день стругал стол для герцога. Тот вернулся в столярную и заблевал сапоги отцовские — так объелся пирожками с творогом.

Флавиан совершенно не улавливал связи со сказителем, казалось, что трактирщик нес какую-то случайную белиберду. Страж внимательно слушал Лебизье и по его лицу сложно было сказать, вник ли он в то, о чем говорит трактирщик, или оставался в подобном же недоумении.

— Остановился у меня на убывающем серпе, после полнолуния, заплатил на месяц вперед и живет себе, никого не трогает, — пожал плечами Лебизье. Я то не против, но люд у нас суеверный, пытался тут супротив его пойти наш уборщик сена, так сказитель ему — хрясь!

Флавиан зажмурился, настолько было громким последнее слово трактирщика.

— Ну и вилы тому поломал, — снова заговорил шепотом Лебизье. — Сказал — полезешь на меня, я тебе так хребет в узел завяжу.

Галарий хмыкнул и ничего на это не ответил. Он по-прежнему не притронулся к своей еде, насыщаясь только городскими слухами из уст трактирщика. Флавиан же за это время успел прикончить как вареную репу, так и отлично прожаренную свинину. Пива осталось на пол бокала, но оно было столь хмельное, что он уже почувствовал, как его начинает расслаблять. Ноги, и без того ватные, теперь превратились в телесный придаток, пенящиеся пузырьки из кружки манили к себе, но Флавиан понимал, что усталость и пиво вещи несовместимые. Галарий если и заметил то, что его спутник изрядно устал, то только краем глаза. А возможно он смог прочитать мысли юноши.

— Трактирщик, вели готовить нам комнату, — произнес Галарий.