Делирий

Я рос над собой, не упуская ни малейшей возможности открыть для себя новое. – "В жизни нужно попробовать всё. Она коротка, а смерть близка», – так рассуждал я. В бога как в единое вселенское существо, сидящее на троне мироздания, благое и всё знающее, понимающее, я не верил. Война быстро лишила меня этих абсурдных иллюзий раннего детства человечества. Для меня были ближе представления о других мирах похожих на сырые погреба, в которых чешуйчато тёрлись и копошились во мраке глистоподобные демоны, для которых мы, люди, могли быть только пищей.

Мистика демонов, по крайней мере, прислонялась вплотную к жизни и пока не противоречила новейшим научным данным. Тем не менее, я охотно изучал духовные практики востока, особенно те, где просветление достигалось путём разнообразных медитаций. К ним меня тянуло. Изучив порядка десятка их разных видов, остановился на самой простейшей из них -трансцендентной медитации. С целю получения от неё наилучших результатов лазил по пещерам, поднимался высоко в горы, уходил далеко в пустыни, леса и там медитировал, оставаясь в одиночестве, срывая с себя синтетические покровы цивилизации, отказываясь от внешнего, погружаясь во внутреннее.

А ещё я любил преодолевать свои страхи, испытывать свою выносливость, силу. Для этого прыгал с парашюта, посещал анатомический театр, заставлял партнёров на тренировках душить меня до потери сознания. Прыгал в прорубь в январе, ходил по углям. Меня кусали пауки и змеи, которые всегда вызывали у меня омерзение. Я мучился от их яда, терпел и лечился от последствий, но цели свои достигал. А как апогей я пришёл на собачьи бои, да не просто так за посмотреть, а в качестве одного из псов. С детства, с того случая, как меня укусил сторожевой соседский пёс прямо в голову, собак я боялся до дрожи в коленках.

На тайное событие драки человека и пса пришла уйма охочего до кровавых зрелищ народа. Мне было незачем светить свою физиономию народу, поэтому выступать мне пришлось в резиновой маске. Маска изображала одного из кровожадных богов южной Америки – Ах-Пуча. Торс я предварительно оголил, штаны надел плотные, сшитые из брезентовой ткани, на ногах у меня красовались тяжёлые военные ботинки.

Настроившись с помощью боевой медитации, впустил в себя беса войны, наполнившись адреналином и чистой яростью зашёл в вольер (такой деревянный ящик без крыши и с утоптанной землёй вместо дна), ограждения которого доставали мне до середины груди. Представление происходило под открытым небом ранней весной за городом, в ста километрах от столицы.

Высокое мартовское небо манило своей глубокой синевой. Маленькое солнце разогревалось перед предстоящим ему летним забегом, но в отсутствии естественных экранов туч, дарило обман предварительных тёплых ласк. Дышалось свежо, свободно. Я так ясно видел всё вокруг – мелкие детали дальних предметов различались мной с поразительной точностью. Лица, окружающих собачий загон зрителей наплывали на меня, словно отделяемые непонятной силой от самих людей, масками и парили над землёй, целясь в меня мимикой ожидаемого насилия. Вот слева гладко выбритое лицо, кажущиеся вылепленным из мороженного серого теста, надвигалось из лысой головы, презрительно улыбаясь, а справа трясло обвисшими щеками лицо пятидесятилетнего мужчины, а вот из-за других, в тени чужих спин угасало бледным отсветом свечи неподвижное лицо, будто напоённое внутренней мукой. Лица чёрные и красные, бородатые и выбритые до синевы напирали, шушукались между собой, грозили. Так на меня подействовала лошадиная доза адреналина, в одночасье впрыснутая по команде испуганного, угрожающей жизни ситуацией, мозга в мои кровеносные сосуды. Уже только от этого я получал удовольствие армейского ножа, входящего по рукоять в податливую плоть врага. Такие сильные ощущения мне были знакомы ещё с войны. Я и не подозревал как по ним соскучился, даже уличные драки не таили в себе такие поразительно сильные впечатления.

Дверка напротив меня открылась, и из неё появился мой соперник – пёс из породы бойцовых – стаффордширский терьер. Не такой уж большой, но плотно сбитый, мускулистый, короткошёрстый, шоколадно-коричневый, гладкий. Без лишнего лая и угрожающих гримас собака потрусила прямо ко мне. С каждым шагом она набирала ход. У меня оставалось мало времени, и ещё меньше шансов остаться целым.