Делирий

– Сульфазин. Он тебе помогает. Ты уже говорить хотя бы можешь, а неделю назад только рычал.

Меня перевернули обратно на спину и привязали ремнями. Сулфазин? Где я? Неужели в психушке!? На меня накатывала ломка, температура тела, потревоженная введённым раствором серы в масле, стремительно начала расти и, казалось, успела за минуту перевалить за отметку сорок градусов. Заныли мышцы. Тошнота смешалась с головной болью и плескалась где-то в районе груди прогорклым маслом. Я не мог спокойно лежать, малейшее движения моих пальцев вызывало чувство ужасного дискомфорта. Захотелось удавиться, слизистая рта и глотки высохла, закрывать глаза стало невозможным – начиналось головокружение, открытыми держать их оказалось ненамного лучше – свет дневных ламп резал их острыми бритвами, ранил, делал дар зрения нестерпимой мукой.

Мой двойник оказался умнее, чем я предполагал. За то, что я посмел манипулировать его будущим, он подстроил мне ловушку. Осознав тот простой факт, что обмен будет не равноценен, он, действуя по моей программе, как робот, не отклоняясь от неё, а наоборот, строго следуя ей, как истинный христианин следует закону божьему, внешне оставаясь тем, кем я его хотел видеть, внутренне готовил побег. Одному сатане известно, какие меры он принял, но в результате я оказался в психушке, а он, владея приобретёнными с помощью моих установок, способностями оказался в моём мире вольным выбирать себе дороги успеха и процветания. Ему – свобода, мне – вечные муки. Всё честно, всё по-взрослому. Сука!

Я совершил сразу две ошибки. Первая недооценил самого себя. Ведь мой характер довольно ревнив ко всяким воздействиям извне, пускай, на первый взгляд, и кажущимся полезными, направленными мне на благо. Я не терплю, чтобы мне указывали, а я сам сделал так, чтобы мой двойник запомнил всё то, что случилось в тот день. И вторая моя ошибка – не смог рассчитать все последствия поступков моего обновлённого «я», обладающего новыми желаниями и стремлениями, ведущими кривой дорожкой в психиатрическую лечебницу.

В мой мозг, угнетённый примитивным пирогенным химическим дурманом, проникали, просачивались через мембраны нашего сродства, воспоминания прожитой жизни моего двойника. Она оказалась насыщена сценами домашнего насилия, драками, алчными подставами своих партнёров, осуществлённых этим мною по моей же указке. Я прямо ему ничего такого не указывал, но его поступки стали прямым следствием и логическим развитием моих установок. Распирающее чувство силы, заставляющее того меня вести себя, не считаясь с чужими интересами, обманывая людей и не соблюдая никакие правила, идти по головам, набивая свой кошелёк хрустящими купюрами всевозможных благ. Сделать материю своим богом, забыть о душе и из-за этого войти в противоречие со своей генетически определённой судьбой и забытой тем осенним днём в самом далёком уголке своей души совестью.

А ещё наркотики, много наркотиков, буйство, как следствие – душевная болезнь или её отличная имитация, подготовленная под моё появление здесь. О-о, он мой двойник имел время всё рассчитать точно, всё понять, настроиться на мои колебания и совершить подмену наоборот. Подозреваю, не последнюю роль в этой афере играли галлюциногены, случайно послужившие ключом тонкой настройки его сознания. Он, моё изменённое «я», совершил прорыв открытия и, заняв моё место, воспользовался всей мощью энергии переноса, направляемой на меня, а доставшейся ему. Он убежал из одной вселенной в другую. Мою вселенную!

Как последние слова послесловия на посмертном монументе мой затуманенный термическим бредом мозг пронзила игла испуга: а что, если всё это лишь мой шизофренический криз? И я отсюда никуда вообще не выходил, а проклятые врачи навели на мой разум чёрные картины бреда. От этой мысли мне стало так плохо, что и агония плоти отошла на второй план. Мой разум опять понесло как на санках. Как на санках! Кричать не было сил, поэтому я вопил в себя, заключённый в своём теле как в самой прочной, неприступной темнице, из которой уже никогда никуда не сбежать…

А в это время в другой вселенной, находящейся ближе к нам, чем любой предмет в нашей комнате, но фатально недостижимой, живущей рядом, но на ином уровне колебаний, в городской трёхкомнатной квартире веселился беззаботный человек, двойник угрюмого сумасшедшего, терзаемого сомнениями и упущенными возможностями, клон, с удовольствием и облегчением сбросивший оковы пилотной программы. Ранее бездушный автомат накопления благ и возможностей дальнейшего обогащения, сейчас же свободный человек. Вокруг него прыгали пьяненькие пышногрудые девицы, орала весёлая музыка и самые близкие друзья поднимали в чаде угара до краёв наполненные рюмки, стаканы, бокалы. А из кухни, по-прежнему, по-старому, даря необременённое алчными заботами счастье перманентного неочевидного выбора, тянуло вольным запахом жженого кофе.

Делирий