Дело № 113

– Вы жестоки ко мне, – отвечал он, – но если я настаивал на том, чтобы видеть вас здесь, а не в вашем кабинете, так это только потому, что именно здесь, при ваших служащих, я дозволил себе быть неделикатным с вами и вот при них же хочу просить у вас извинения.

Поведение Кламерана было настолько неожиданно, что банкир едва нашел от удивления два-три банальных слова ему в ответ. Он протянул ему руку и сказал:

– Забудем обо всем…

Затем они несколько минут дружелюбно беседовали, Кламеран рассказал банкиру, почему именно ему так неотложно понадобились деньги, и они стали прощаться. Уходя, Кламеран заявил, что хотел бы получить от госпожи Фовель позволение засвидетельствовать ей свое почтение.

– После такого горя, какое ей пришлось испытать сегодня утром, – сказал он с видимой нерешительностью, – было бы, пожалуй, это и нескромно…

– О, не беспокойтесь об этом! – отвечал банкир. – Мне даже кажется, что немножко поболтать ей просто было бы полезным, развлекло бы ее, а то и я так расстроен этим неприятным приключением…

Госпожа Фовель находилась в том же самом будуаре, где накануне Рауль пугал ее самоубийством. Изнемогая от страданий, она едва сидела на кушетке, и Мадлена была около нее. Но когда лакей доложил о Кламеране, обе они вскочили, испугавшись так, точно это было привидение.

Он поздоровался с ними; ему указали на кресло, но он отказался от него.

– Простите, мадам, – начал он, – что я осмелился вас беспокоить, но я должен исполнить свой долг.

Дамы молчали.

– Я знаю все! – тихо сказал он. – Час тому назад я узнал, как вчера вечером Рауль прибег к позорному насилию, как он вынудил у своей матери ключ от кассы и как похитил из нее триста пятьдесят тысяч франков.

Гнев и стыд при этих словах покрыли щеки Мадлены.

Она бросилась к тетке и схватила ее за руки.

– Так это правда? – злобно спросила она ее. – Так это правда?

– Увы! – застонала уничтоженная госпожа Фовель.

Мадлена выпрямилась во весь рост.

– И ты допустила, что обвиняют Проспера, – воскликнула она, – ты позволила обесчестить его, посадить в тюрьму?

– Прости!.. – прошептала госпожа Фовель. – Я боялась. Рауль хотел себя убить. Затем ты не знаешь… Проспер его соучастник.

– Тебе об этом наврали и ты веришь? – возмутилась Мадлена.

Кламеран искал удобного момента прервать ее.

– К несчастью, – язвительно сказал он, – ваша тетушка права: господин Бертоми действительно тут причастен.

– Доказательств, милостивый государь, доказательств!

– Признание Рауля.

– Рауль – подлец!

– Я согласен с вами, но кто же сообщил ему слово? Кто заранее принес деньги в кассу? Несомненно, что господин Бертоми.

Но Мадлена не слушала его. Бросив на него уничтожающий взгляд, она многозначительно сказала:

– Вы должны знать, где эти деньги. Вы подстрекнули его на эту кражу, и укрыватель – тоже вы!

– Настанет день, мадемуазель, – отвечал он, – когда вы раскаетесь в этих словах. Я понял значение ваших слов. Не старайтесь их отрицать…

– Я и не подумаю их отрицать.

– Мадлена! – прошептала госпожа Фовель, дрожа всем телом при мысли о том, что она всецело находится в его руках. – Мадлена, имей жалость!..

– Да, – печально произнес Кламеран. – Мадемуазель безжалостна. Она жестоко поступает с честным человеком, единственная вина которого состояла лишь в том, что он повиновался последней воле своего покойного брата.

И он медленно вытащил из кармана пачку банковых билетов и положил ее на камин.

– Рауль украл триста пятьдесят тысяч франков, – сказал он, – вот эта сумма. Это – половина моего состояния. От всей души я отдаю вам все, чтобы только быть убежденным, что это преступление – последнее.

Мадлена была смущена. Все ее предположения, казалось, разлетелись прахом. Госпожа Фовель, наоборот, с распростертыми объятиями встретила эту щедрость.

– Мерси, – говорила она, пожимая Кламерану руку. – Мерси, вы так добры!..

Луч радости засветился в глазах Луи. Но он начал торжествовать слишком рано. Минута размышления вернула Мадлене все ее недоверие.

Для человека, которого она считала неспособным на благородное чувство, она считала это бескорыстие слишком великим поступком, и у нее появилась мысль, не новая ли это западня?

– Для чего нам эти деньги? – спросила она.

– Вы отдадите их господину Фовелю.

– Мы? И как? Отдать ему эти деньги – значит выдать Рауля, а это в свою очередь значило бы погубить тетю. Нет, милостивый государь, возьмите эти деньги себе назад.

Кламеран повиновался и собрался уходить.

– Я понимаю ваш отказ, – сказал он. – Но я не уйду, мадемуазель, без того, чтобы не сказать вам, как сильно заставляет меня страдать ваша несправедливость. Быть может, вы теперь измените и данное вами обещание?

– Нет, я сдержу свое обещание, но только в том случае, если вы дадите мне гарантии.

– Гарантии?… В чем? Говорите, прошу вас…

– Кто может знать, что после моей свадьбы с вами Рауль снова не будет угрожать своей матери? Что значит мое приданое для такого человека, который в четыре месяца растратил более ста тысяч? Давайте сторгуемся: моя рука за честь и жизнь моей тети. Но предварительно я должна знать: в чем ваши гарантии?