— Что привело вас к нам на этот раз, мистер Гольдман?
— Вопросы относительно Николаса Казински, — ответил я.
— В связи с его самоубийством?
— В связи с его несчастным случаем. Нам нужно знать, кто вел расследование.
С тех пор как шеф Лэнсдейн в июне лично явился за мной в комиссариат, капитан Гроув проникся ко мне некоторым доверием. Ему совсем не хотелось осложнений за несколько часов до уик-энда.
— Сегодня все-таки пятница, — вздохнул он. — Вы не могли бы приехать в понедельник?
— Мы не выйдем из вашего кабинета, пока не получим сведения, которые нам нужны.
Аварию расследовали на уровне местной полиции, этим занимался детектив Пол Рикко; у него был выходной, но капитан велел ему поторапливаться. Через полчаса Рикко явился, в шортах и сандалиях.
— Насколько я помню, ничего особенного в деле не было, — говорил он, провожая нас с Гэхаловудом в подвал, где хранился архив. Он откопал тощую папку с приостановленным делом и протянул нам. Гэхаловуд приметил столик в углу комнаты и разложил на нем листки.
В рапорте содержались в основном сведения, которые у нас уже были: зимним утром, на рассвете, Казински в темноте и под дождем совершал свою обычную пробежку по кварталу. Ему мешали мусорные баки, выставленные на тротуаре, и он решил бежать по проезжей части. Неподалеку от перекрестка с Кэмпбелл-стрит его сбила машина, ехавшая по Норрис-стрит.
— Видите, какое тоненькое дело, — говорил детектив Рикко, — у нас действительно не было никаких фактов. Единственный свидетель — водитель школьного автобуса, только что забравший свою машину из парка.
Согласно записи устных показаний, шофера автобуса подрезала гоночная машина:
Было 6.14 утра, я ехал по Кэмпбелл-стрит. Уже начал сворачивать на перекрестке, как тут с Норрис-стрит вылетела гоночная машина, на полной скорости. С выключенными фарами! Не притормозила у знака и пролетела перекресток. Хорошо, езжу я осторожно, особенно в гололед. Слава богу, смог нажать на тормоз, еле успел. К счастью, детишек позади не было. Я был просто в шоке, но рефлекторно взглянул на номера. Когда все так быстро случается, особо ничего не разглядишь: вы пытаетесь все рассмотреть, все запомнить, а в итоге ничего не видите. Со свидетелями часто так бывает, да? Все, что увидел, несмотря на потемки, это что номера массачусетские. Табличка была белая, немножко отражала свет, и я ясно увидел сверху надпись “Массачусетс”. Меня это поразило почему-то, наверное, я ожидал увидеть табличку Нью-Гэмпшира. Цифры прочесть не успел, машина была уже далеко. Только этот прямоугольник и видно было.
— Массачусетские номера, — сказал я, поднимая глаза от листка.
— У вас больше ничего нет? — спросил Гэхаловуд.
— Все здесь, — подтвердил Рикко. — Дело быстро закрыли за недостаточностью улик. Хотели привлечь полицию штата, но они нас подняли на смех. В тот год в США было больше семисот тысяч водительских нарушений, из-за которых сто семьдесят тысяч человек получили ранения, а тысяча восемьсот погибли.
— Вам не вспоминается ничего такого, что вы не указали в деле? — спросил Гэхаловуд. — Пусть даже мелочь? Это может быть важно.
— Да, были еще эти звонки от Чокнутой, — вспомнил детектив Рикко.
— От Чокнутой?
— Так прозвали соседку Казински. Живет напротив них. Целыми днями сидит у окна и вызывает полицию по любому поводу. Она мне тогда порядком осточертела.
— Чего она хотела?
— Утверждала, что в день несчастного случая видела синюю машину, которая долго стояла перед домом Казински с раннего утра, еще до шести часов. Машина в конце концов уехала, и соседка не стала вызывать полицию. Сами знаете, бывают такие бесполезные свидетельства…
— Синяя машина? — повторил Гэхаловуд. — Вы уверены?
— Это она так сказала. Спросите у нее, она будет страшно рада с вами поговорить.
Капитан Гроув и детектив Рикко были счастливы, что мы наконец от них убрались, а соседку Казински наш визит и вовсе привел в экстаз. Для начала она долго любовалась полицейской бляхой, которую показал ей Гэхаловуд.
— У Казински черт-те что творится, — заметила она, впуская нас в дом.