— Вот именно, — сказал Гэхаловуд, — мы расследуем несчастный случай, жертвой которого стал Казински и после которого его парализовало. Детектив Рикко сказал, что вы видели в тот день нечто подозрительное.
— А, наконец хоть кто-то мне верит! Эти жирные охламоны из полиции говорят, что я им мешаю, звоню все время, но ведь они для этого здесь и есть, правда?
— Совершенно верно, — ответил Гэхаловуд, чтобы доставить ей удовольствие. — Что же вы видели в тот день?
— Около шести утра на моей стороне улицы стояла синяя машина. Ждала минут двадцать как минимум. Я знаю, я ведь с самого утра на ногах и люблю смотреть, что творится снаружи. В машине кто-то был, это точно. Но в темноте этого человека было почти не видно. Только фигура за рулем. Я бы, конечно, вышла и посмотрела поближе, но дождь лил как из ведра. В конце концов я пошла налить себе чаю и решила, что если вернусь, а машина будет стоять, позвоню в полицию.
— Позвонили? — спросил я.
— Нет, потому что, когда я вернулась, машины уже не было.
— Вы говорите, в то утро за окном ничего не было видно, — заметил Гэхаловуд, — но утверждаете, что машина была синяя…
— Потому что ее частично освещал фонарь. Я потому и различила фигуру в кабине. Это была синяя машина, руку даю на отсечение.
Со слов соседки выходило, что загадочная машина отъехала около шести утра. То есть ровно в тот час, когда Казински вышел из дома на пробежку. Машина следовала за ним на расстоянии, ожидая удобного момента. Когда же наконец Казински сошел с тротуара из-за мусорных баков, рванула вперед, сбила его и исчезла, не соблюдая правил. Синяя машина с массачусетскими номерами.
— Синяя машина, как и та, про которую говорила мать Элинор Лоуэлл, — сказал я Гэхаловуду.
Кивнув, он подхватил:
— В ночь, когда была убита Аляска, свидетель видел синюю машину с массачусетскими номерами, которая на большой скорости двигалась по главной улице Маунт-Плезант. Машина могла быть та, что была у Аляски, все это время все считали, что она заезжала домой, прежде чем найти свою смерть на Грей Бич… Но на самом деле она была уже мертва. Это машина убийцы возвращалась с пляжа!
Того же самого убийцы, который позднее решил избавиться от Николаса Казински, потому что тот был песчинкой в идеальном убийстве Аляски Сандерс и мог оправдать Уолтера Кэрри и Эрика Донована.
Значит, убийца Аляски хотел убить Казински, и этот факт окончательно снимал вину с Эрика Донована, поскольку тот в момент аварии сидел в тюрьме.
Что же это за неуловимая тень на синей машине, сеющая смерть?
И есть ли здесь связь с Элинор Лоуэлл?
Раз дело о водителе, скрывшемся с места происшествия с Казински, было почти пустым, а факты в деле Аляски Сандерс заставляли нас ходить по кругу, надо было двигаться по следу Элинор Лоуэлл.
Что случилось с этой девушкой вечером 30 августа 1998 года? Было ли это самоубийством? Или идеально организованным убийством, вроде ловушки, расставленной Эрику Доновану?
А если все это взаимосвязано?
Что связывало Элинор Лоуэлл с делом Аляски Сандерс? Ответ на этот вопрос точно находился в Салеме, и в то утро мы все, Лорен, Гэхаловуд и я, отправились туда, чтобы расспросить родителей Элинор.
Глава 30
Жизнь и смерть Элинор Лоуэлл
Перед выездом мы с Гэхаловудом завтракали на террасе отеля, поджидая Лорен, как вдруг перед нами выросла Патрисия Уайдсмит. Подойдя к нашему столику с каким-то чуть ли не робким видом, которого я за ней никогда не замечал, она с улыбкой сказала:
— Спасибо. Спасибо вам обоим. Вы вернули свободу человеку, от которого все отвернулись. Вчера на пресс-конференции я говорила немного жестко. Надо было вас публично поблагодарить, а я этого не сделала, простите.
— Ничего страшного, — успокоил ее Гэхаловуд. — Сержанта Вэнса давно надо было убрать из полиции. Вот что бывает, когда никто не хочет брать на себя ответственность.
— Вы свою на себя берете, — отозвалась Патрисия.
— Будете кофе?
— С удовольствием.
Она пододвинула стул и уселась с нами.
— Что вас привело в Маунт-Плезант в такую рань? — поинтересовался Гэхаловуд.
— Приехала повидать Эрика.
— И как он?
— Как человек, который провел одиннадцать лет за решеткой и теперь должен заново учиться жить. Он уже не тот, что прежде, ему придется это принять, и его семье тоже. Снова войти в общество — наверное, еще более тяжелое испытание, чем сидеть в тюрьме. Эрик хочет опять работать в магазине у родителей… покупатели станут на него глазеть, и я не знаю, хорошо ли это для него.
— Чего вы опасаетесь? — спросил я.