Выйдя на берег, Аляска восхищенно застыла на месте: Патрисия устроила для нее романтический пикник. На покрывале были расставлены излюбленные деликатесы Аляски. В ведерке охлаждалась бутылка шампанского. Все это освещал десяток толстых свечей.
Аляска бросилась к Патрисии и поцеловала ее.
— Никогда такой красоты не видела, — сказала Аляска, любуясь убранством. — Я тебя ждала на парковке. Где твоя машина?
— На лесной тропе, там проще все это разгрузить.
— Ты знаешь все секреты Маунт-Плезант, — улыбнулась Аляска. — Как здорово, что ты меня сегодня сюда привела.
— В этом городе переворачивается страница нашей жизни, — сказала Патрисия.
— Да.
— А Уолтер ни о чем не догадывается? — спросила Патрисия.
— Он меня только что застукал, — призналась Аляска. — Я около пяти вернулась домой взять кое-какие вещи. Он был в магазине один, я не думала, что попадусь. Но он вдруг явился. Я держалась твердо. Сказала, что ухожу от него. Он заявил, что если я уйду, он меня выдаст. Я ответила, что больше его не боюсь и что избавилась от часов. Он побледнел. Пошел посмотрел в тайнике, вернулся в ярости и заорал: “Где часы, мерзавка?” Я ответила, что их там давно уже нет, и ушла. Он меня поймал на пороге и угрожающе наставил на меня палец: “Даю тебе сорок восемь часов, чтобы ты одумалась. Если в воскресенье вечером не вернешься, звоню в полицию”.
— А в воскресенье вечером мы будем в безопасности, в Коста-Рике, — улыбнулась Патрисия.
Аляска улыбнулась в ответ, и они поцеловались.
Романтический вечер удался на славу. Было свежо, но женщины сидели в тепле, прижавшись друг к другу и завернувшись в толстое одеяло. Им было хорошо. Они ели, выпили одну бутылку шампанского, потом вторую. Говорили о предстоящем путешествии: завтра днем они улетят в Коста-Рику. Сегодня переночуют в каком-нибудь местном отеле, а завтра отправятся в аэропорт Бостона и сядут в самолет на Сан-Хосе.
Около половины двенадцатого Аляска встала, чтобы пройтись по пляжу, и долго смотрела на озеро. “Ночью оно еще красивее”, — сказала она. Это были ее последние слова. Страшный удар внезапно обрушился ей на затылок. Она упала как подкошенная.
— Я ее ударила и сама рухнула на землю, — рассказывала Патрисия. — Я разрыдалась. К горлу подступала тошнота. С Элинор я реагировала совсем иначе. Я утратила способность думать. Хотела только одного — убежать. Решила оставить тело на месте и уехать. Избавилась от окровавленной дубинки — забросила ее подальше в озеро.
Патрисия вдруг умолкла. Словно сказала все. Потом добавила:
— Вот так я ее убила. Теперь вы все знаете.
— Погодите, — удивился Гэхаловуд, — у истории не хватает конца. А что с пуловером Эрика Донована и с письмом, которое нашли в кармане Аляски?
Патрисия грустно улыбнулась:
— Могу рассказать, но эта постановка — не моя идея. Это Аляска придумала.
— Аляска?
Патрисия кивнула:
— Помните, я вам пару минут назад говорила про 22 марта 1999 года, про то, как мне пришлось признаться Аляске, что я убила Элинор?
— Да, но какая связь?
— Сейчас поймете…
Патрисия только что призналась Аляске в гостиничном номере, что убила Элинор Лоуэлл. Аляска была в шоке. У нее началась истерика. Она то кричала, то плакала, то впадала в ярость. Твердила Патрисии: “Ты отдаешь себе отчет, что ты наделала?” Наконец Патрисия сказала:
— Я это сделала ради тебя…
— Не пытайся впутать меня в это все! — крикнула Аляска. — Я тебя ни о чем не просила. Ты ее заживо сбросила в колодец! Ты чудовище!
Патрисия пыталась прижать Аляску к себе, успокоить, но Аляска вырывалась. Говорила, что ее руки убили человека. Несколько раз ее вырвало. И потом, эта фраза, она ее твердила как заведенная: “Это неправда! Но это же неправда!”
Около часа ночи, поскольку Аляска все еще не могла успокоиться, Патрисия предложила ей снотворное. Она всегда брала его с собой после трагедии 30 августа. Без него не могла спать. Аляска немного поупрямилась, потом наконец приняла таблетку и уснула мертвым сном. Патрисия, лежа рядом с ней, всю ночь не сомкнула глаз. Она была в ужасе.
Наутро, проснувшись, Аляска прижалась к Патрисии. Попросила прощения за то, что так вела себя накануне. Шептала Патрисии, покрывая ее поцелуями: “Не волнуйся, больше мы никогда не будем про это говорить. Все забыто”. Они долго оставались в постели. Аляска была сама нежность. Повторяла, что все забыто. Но если все забыто, почему она только об этом и говорит? Патрисию снедала тревога. Она горько сожалела о том, что раскрыла свою тайну Аляске, но как еще она могла отговорить ту звонить матери Элинор?
Потом Аляске вдруг пришла идея:
— Дорогая, я знаю, как мы тебя вытащим! Мы устроим идеальное преступление!
— Ты о чем? — спросила Патрисия; ей было не по себе.