Дело Бейлиса и миф об иудейском заговоре в России начала XX века

Не стоит удивляться, что кровавый навет не прекратил существование на Западе. В осуждении, с каким западные страны отзывались о процессе над Бейлисом, присутствовала немалая доля лицемерия.

Возрождение в Европе кровавого навета было тревожным сигналом. Дело Бейлиса должно было заставить европейцев, критиковавших Россию, оглянуться на себя, потому что процесс оказался, говоря словами В. А. Маклакова, симптомом «опасной внутренней болезни», поразившей самое сердце Европы. На суде Виппер не скрывал, что вдохновлялся рядом недавних европейских процессов.

В 1926 году Völkischer Beobachter, официальная газета набирающей силу в Германии нацистской партии, опубликовала материал о деле Бейлиса в шести частях, назвав процесс «проверкой на прочность для российского государства и для евреев». В 1930‐е годы Юлиус Штрейхер, редактор печально известной газеты Der Stürmer, активно пропагандировал кровавый навет, посвящая этой теме целые выпуски, на страницах которых Бейлис представал как один из многочисленных еврейских убийц детей. Нацисты никогда не ставили кровавый навет в центр своей официальной пропаганды, нацистских аналогов процесса Бейлиса нет. Но, как отмечает Давид Биале, кровавый навет имел для нацистов большее значение, чем это кажется на первый взгляд. Усилиями Штрейхера и ему подобных обвинение «маячило на заднем плане, добавляя мифологического антуража», способствовавшего «демонизации евреев», за счет которой «нацистам было легче изолировать и истреблять своих жертв». Дело Бейлиса как самый громкий процесс такого рода не могло не внести своей лепты в живучесть мифа о ритуальных убийствах. Стоит упомянуть, что в мае 1943 года рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер разослал несколько сот экземпляров книги о еврейских ритуальных убийствах, где делу Бейлиса посвящена отдельная глава, по айнзацгруппам — эскадронам смерти, уничтожившим более миллиона евреев в Восточной Европе. Эти книги, пояснил Гиммлер лейтенанту, стоявшему во главе одного из таких эскадронов, необходимо прочесть «прежде всего людям, занимающимся еврейским вопросом».

Даже после Второй мировой войны киевский процесс сохранялся в коллективной памяти европейцев. Жители оккупированной нацистами Польши называли мыло, предположительно изготовленное в Освенциме из человеческого жира, «мылом Бейлиса». (Поляки старательно избегали пользоваться этим мылом, поставляемым фашистами.)

После войны — о чем в страшных документальных подробностях написал историк Ян Томаш Гросс — в результате учиненных в Польше погромов погибли сотни евреев, которым удалось спастись от немцев. Во многих случаях толчком к насилию послужили слухи о ритуальных убийствах. Первый послевоенный погром произошел в Жешуве 12 июня 1945 года. Никто не погиб, но многие евреи получили увечья, их дома разгромили, и около двухсот евреев покинули город. Как писала местная газета, людей привели в ярость «дикие слухи» о ритуальном убийстве, якобы совершенном «евреями, которым нужна была кровь [для переливания, чтобы окрепнуть] после возвращения из лагерей».

Самый крупный послевоенный еврейский погром в Польше произошел в городе Кельце, где были убиты сорок два еврея и около восьмидесяти ранено. Еврейская делегация попыталась добиться, чтобы Стефан Вышинский, епископ Люблинский, а позднее кардинал и примас Польши, открыто осудил антисемитизм. Как известно из отчета о встрече, Вышинский отказался публиковать заявление, осуждающее антисемитизм, и «в ходе разговора о толпе, возбужденной мифом о якобы необходимой для мацы христианской крови, епископ ясно дал понять, что во время суда над Бейлисом, когда было собрано множество древних и новых еврейских книг, вопрос о ритуальных убийствах окончательно решить не удалось». Следует, правда, отметить, что Теодор Кубина, епископ Ченстоховский, вместе с местными должностными лицами обнародовал недвусмысленное заявление, начинавшееся словами: «Все утверждения о ритуальных убийствах — ложь. Евреи никогда и никому не причиняли вреда в ритуальных целях».

УХОЖЕННАЯ МОГИЛА

Могила на участке тридцать четыре, ряд одиннадцатый, место номер четыре Лукьяновского кладбища десятилетиями оставалась без присмотра. На ней не было даже читаемой таблички. Первые признаки возродившегося интереса к ней появились в 2003 году, когда пятнадцать человек, одетых в военную форму, какую носили офицеры царской армии, и два православных священника приехали сюда из Петербурга, чтобы почтить место упокоения Андрея Ющинского.

Вскоре после их визита на участке — по словам директора кладбища, без официального разрешения — посадили аккуратно подстриженный кустарник и установили новый крест с двумя металлическими табличками с надписями. На заброшенном кладбище, где многие могилы давно поросли бурьяном, могила Андрея теперь выделялась необычайно ухоженным видом.

Надпись на первой табличке гласила: