Обычно я довольно долго прихожу в себя после сна, но этот раз оказался исключением. Открыв глаза, я с ужасом понял, что оказался в объятиях штатного Счастливчика нашего Общества. Осознав, куда привел меня злосчастный ночной кошмар, я в панике отпрянул от Дмитрия, который, наоборот, попытался потянуться за мной. Похоже, его собственные сновидения были не так ужасны, и я мог только порадоваться, что волшебство «Спящей красавицы» не позволило ему очнуться и осознать, что здесь недавно происходило. Оставалось лишь убедиться, что Алихан также не был свидетелем нашего грехопадения. Я оглядел кухню и с радостью понял, что узбека в ней нет. Вероятно, он отправился совершать очередной обход дома, мне же следовало попытаться еще немного поспать, иначе к утру моя голова грозила стать такой же громоздкой и неподъемной, как камень, который Сизиф безуспешно пытался затолкать на гору. Я снова улегся на ковер, на сей раз предусмотрительно устроившись подальше от Дмитрия, и закрыл глаза. Однако это ни к чему не привело. Крепкий здоровый сон больше не желал осенять меня своим нежным невесомым крылом. Пришлось считать овечек. «Одна овечка! Две овечки! Три овечки!» — мысленно проговаривал я, переставляя кудрявых парнокопытных из правого полушария головного мозга в левое. Овечки попались покладистые, и вскоре их накопилось столько, что я запросто мог прикупить на них в монгольских степях парочку юных жен, конечно, при условии, что монголы согласятся принять вместо живого воображаемое стадо. Увлекшись этой мыслью, я уже представил себе, как юные раскосые красавицы превращают мою съемную конуру в подобие уютной кочевой юрты. Насколько они мило и забавно ведут себя, осваивая такие блага современной цивилизации, как душ, туалет и газовая плита. И наконец, мне привиделась чудесная картина того, как мы возлежим на полу среди матрасов, одеял, шкур и подушек, знакомя друг друга с национальными традициями в области межполовой коммуникации. Именно так я узнал, что одна из моих лучших половинок — вернее, четвертинок, поскольку жен в моих видениях было сразу две — восхитительно целуется. Нежно, самозабвенно, я бы даже сказал трепетно. А вторая… Вторая непонятно как снова оказалась Дмитрием!
«Да что же это такое!» — в голос завопил я, одновременно отплевываясь и вскакивая с ковра. Причина моего негодования была проста. Как видно, счет баранов дал свои результаты, и мои грезы о браке с наследницами Чингисхана стали частью очередного сна. Ну а поцелуй со Счастливчиком оказался не чем иным, как отвратительным пробуждением. Единственным, что меня хоть отчасти утешило, было то, что не я во сне подползал к Дмитрию, а все-таки он ко мне. Так или иначе, но теперь Хану предстояло испытать на себе, насколько неразборчив в своих сонных вожделениях наш спящий друг, а мне пора было заступать на пост.
Покинув кухню, я отправился на поиски Алихана, которого надо было освободить от дежурства. Только теперь, глухой ночью, да еще после всех приключений, мне стало ясно, что моя давешняя прогулка по штаб-квартире в компании с Серым вовсе не была такой уж ужасной. Бродить по коридорам Общества в одиночку оказалось гораздо страшнее. Электрическое освещение бесконечных галерей и переходов явно относилось к началу двадцатого века. Мало того, в какой-то момент у меня возникло ощущение, что частью оно было даже не электрическим. Тусклые лампочки, призванные освещать мой путь, встречались так же редко, как собственные зубы во рту профессионального боксера, и расставались со светом не менее неохотно, чем московское солнце в пасмурный ноябрьский день. Остается предположить, что мои невезучие тапки обладали встроенным прибором кошачьего ночного видения. Иначе сложно объяснить, каким образом такой неудачник, как я, мог нигде не споткнуться, не упасть, не сломать ногу или хотя бы не ушибить пальцы. В том, что пол штаб-квартиры располагал к подобным травмам, сомневаться не приходилось. Я то и дело ощущал подошвами выбитые со своих мест паркетины, либо, наоборот, вздувшиеся под ногами крутые бугры, наводящие на мысль, что поперек коридора то тут, то там зачем-то были установлены уже ставшие обычными на городских улицах, но непонятно для чего используемые в квартире «лежачие полицейские». К прочим особенностям полового ландшафта, паркет еще и жутко скрипел, верещал, взвизгивал. Чуть ли не каждый второй шаг сопровождался таким звуком, будто ты то ли наступил на хвост павлина, то ли активировал систему сигнализации Государственной Третьяковской галереи. А если учесть, что акустика высоких сводчатых коридоров не уступала какому-нибудь кафедральному собору, каждый такой звук не только не затихал, а, наоборот, набирал силы, мощи и отправлялся бродить туда-сюда по всем помещениям Общества.