Дело чести

– Ну вот, можно и на рывок, – деланно улыбнулся Мент и кивнул на приборную панель. – Ключики-то – вот они! Раз! И погнали…

– Ага, и впятером будем рулить, – оборвал я соратника, так некстати взявшегося каламбурить в преддверии чего-то мерзкого. – Сиди уж лучше и помалкивай – посмотрим, чего они тут…

Мулла что-то говорил осужденным, прикасаясь пальцами к их опущенным лицам и изредка всплескивая руками, как коршун крыльями. Затем он встал боком к стенке, воздел ладони к небу и начал нараспев читать молитву – толпа вторила ему нестройным хором. Приговоренные тоже молились, отрешенно глядя перед собой и невысоко вздымая руки, – наручники ограничивали движения.

Не успели еще отзвучать последние слова молитвы, как мулла проворно спустился с помоста и юркнул в толпу, растворившись в плотной массе тел. Кто-то грозно крикнул, будто команду подал. Толпа в едином порыве подалась вперед, затем схлынула. Я еще раньше заметил большую кучу разнокалиберных булыжников, наваленную неподалеку от помоста, но не обратил на нее особого внимания, только мельком отметил, что, наверное, самосвал разгрузился для каких-то хозяйственных нужд…

Сейчас, когда толпа отхлынула назад, куча заметно поубавилась. Зато у многих сельчан в руках оказались камни.

– Не понял, они что ж… – растерянно бормотнул Джо.

– Они то самое, – глухо процедил сквозь зубы Братский. – Смотри и запоминай, с кем дело имеешь…

Где-то неподалеку от помоста опять раздался грозный окрик-команда. Толпа на секунду притихла, затем вдруг заколыхалась, заплескалась, как вода в корыте, которое раскачивает малолетний шалопай. Шум голосов начал нарастать, явственно провоцируемый кем-то изнутри, из плотного скопления людей. Раздались несколько поощрительных криков, один за другим, как будто кто-то хотел задать определенный темп. Эти крики подхватили еще несколько мощных глоток, затем еще, еще… Вскоре вся толпа на площади, зараженная неведомым искусным провокатором, бесновалась в пароксизме невостребованной жажды справедливой кары за попрание устоев, за нарушение… да нет, уже было совершенно без разницы – за что, лишь бы найти выход сконцентрированной над колыхающимся морем голов энергии ненависти.

– А-а-а-а-а-аррррр!!! – дико заверещал кто-то тонким фальцетом, перекрывшим на секунду общий рев, – и как будто лавина прорвалась от этого нечеловеческого крика. На прикованных у стены обрушился смертоносный каменный град. Толпа орала что-то неразборчивое, заходясь в едином порыве ненависти и злобы, ритмично двигаясь: к куче – обратно, на пару шагов всего, – снова к куче… Тела приговоренных жутко дергались от ударов. Парень свалился быстро – кто-то метко угодил в голову, положив конец страданиям несчастного. Женщина держалась гораздо дольше – женщины вообще гораздо более живучи, нежели мужики, – она, повинуясь природному инстинкту, успела упасть ничком при первых же ударах и закрыла голову свободной рукой. Булыжники довольно долго терзали ее молодое сильное тело, никак не желавшее умирать: оно конвульсивно дергалось, пытаясь сжаться в комок, спрятаться (не верило, что забивают насмерть), оно хотело жить…

Толпа перестала откатываться назад – некая стихийная ударная группа приблизилась вплотную к помосту и несколькими точными бросками, в упор, добила молодую жену опозоренного воина.

– Уроды… Господи, какие же уроды… – трясущимися губами бормотал Джо, в глазах его стояли слезы. – Да их, бля, только атомной бомбой… – Остальные мои соратники мрачно отводили взгляды, хмуря брови и избегая смотреть в сторону помоста. Лишь фээсбэшник тяжелым взглядом сверлил кровавое месиво из тряпок и камней, будто хотел непременно что-то понять. Обнаружить какую-то логику, что ли…

Вскоре все кончилось. Гвардейцы Салаутдина начали вежливо разгонять сельчан по домам. «Основные» благопристойно ушествовали куда-то по главной улице. Откуда-то вынырнул шустрый мужичонка в белом халате – местный коновал. Вприпрыжку подсеменил к помосту, разгреб булыжники и принялся щупать пульс у трупов. Какой там, в задницу, пульс!

– Вот… наше правосудие, – возбужденно пробормотал Руслан, возвращаясь в машину. – У нас очень строго – ни шагу от закона. Ну и как вам?

Ему никто не ответил. Язык не поворачивался сказать что-либо нейтральное после ТАКОГО. Мрачно ухмыльнувшись, Руслан не стал настаивать – дал команду водило начать движение и отвернулся от нас, видимо, проникся теми ощущениями, которые мы испытывали в тот момент…

Как ни странно, Братский, казавшийся мне самым стойким из нашей компании, переживал случившееся гораздо тяжелее других. Он на сутки впал в глухую прострацию: ничего не ел, лежал на своем топчане и ни с кем не разговаривал. К вечеру следующего дня он слегка ожил и поделился со мной своими впечатлениями.

– Странный народ… Очень странный, – неожиданно изрек фээсбэшник, когда мы остались в доме одни, соратники организованно вышли покурить на воздух. – Сколько с ними общаюсь, никак не могу понять.

– Это ты насчет чего? – удивился я.