Дело чести или «Звезда Бенгалии»

— А что это был за шум несколько минут назад? Я уже легла спать, но меня разбудил грохот двери и громкий голос. Мне показалось, кто-то кричал, что он что-то сломает, или нечто подобное. Что это было?

— Не волнуйтесь, — Кромов продолжал всё также энергично налегать на еду, — мы с Важиным потеряли друг друга в наших огромных апартаментах, он принял меня за грабителя и хотел намять мне бока за вторжение в частный дом.

— Боже мой, какой ужас!!! — Марта Генриховна театральным жестом поднесла руки к лицу и покачала головой. — Так это вы так кричали, господин Важин? Вы и сейчас держите трость так, как будто хотите кого-то ударить. Какая невообразимая история. Бедный господин Кромов, вы чуть было не ударили его вашей ужасной тростью. Ну, кто бы мог подумать, что у меня в доме возможно такое?

Мне уже представлялся разговор на ближайшем местном чаепитии и выступление на нём нашей домохозяйки: «Представьте себе, один из моих постояльцев, тот, который военный инженер, набросился на другого, который из полиции, не узнав его в темноте, и чуть не до крови избил его своей тростью. Был такой грохот, такой крик, я от страха не могла сдвинуться с места. А всё потому, что домой приходят не ранее полуночи, что ни говори, но добропорядочные господа себя так не ведут», и прочее, и прочее.

— Ну что ж, приятного вам аппетита, господа, — сказала Марта Генриховна, — надеюсь, что оставшуюся часть ночи вы проведёте в более спокойной обстановке.

Мы с Кромовым кивнули ей в след.

— Ну, Важин, теперь ваша трость будет наводить ужас на весь околоток.

— Мне гораздо интереснее услышать ваш рассказ.

Кромов взял чашку чая, откинулся на спинку кресла и несколько секунд молчал, собираясь с мыслями.

— Слушайте меня, Важин, слушайте внимательно.

— Я весь само внимание.

— После того, как вы оставили меня на площади, я долго не мог решить, как нам исправить положение, в которое мы попали.

— Позвольте немного поправить вас. Оставил на площади звучит как-то не по-товарищески. Мне казалось, вы и сами не прочь были остаться в одиночестве, и я вам на тот момент был совершенно не нужен.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулся Кромов. — Там, на площади, я вспомнил одно обстоятельство. Я думаю, это и есть ключевой факт во всём этом деле, и, разобравшись с ним, мы разоблачим преступника, — Кромов снова задумался и сидел некоторое время, сдвинув брови. — Да, именно так!

— В знак своей решимости он даже стукнул ладонью по столу.

— Именно так, — повторил он, — просто не может быть иначе. То, что я вспомнил, так подействовало на меня, что я, как вы знаете, бросился домой, чтобы срочно посмотреть кое-какие ваши бумаги.

Кромов перегнулся через стол, взял пачку документов и протянул мне.

— Интересно, что же вас так заинтересовало, — проговорил я, перебирая листы, — здесь пара фотографий, сделанных на прошлых балах, данных князем Вышатовым, кое-какие памятные записи, сделанные нами на тех же балах, нет, я положительно не понимаю, что тут может быть полезного для нашего расследования.

— Давайте разберемся по порядку. Сколько времени вы регулярно посещаете балы, которые князь Вышатов устраивает от имени своего фонда?

— Около трёх лет.

— Как вы говорили, приёмы устраиваются два раза в год, значит, вы посетили Набережный дворец шесть раз?

— Да.

— И, как я помню, у вас всегда оставалось что-нибудь на память о прошедшем вечере. Вы показывали мне фотографии и что-то вроде памятных открыток, вот этих самых, которые мы сейчас держим в руках.

— Совершенно верно.

— Это что за фотография?

— Фотография участников первого из приёмов, на который я получил приглашение. Вот майор Головин из нашего гренадёрского полка, я с ним прослужил вместе все время, это — Сенявин, тоже служил со мной, Бодянский, Муравьёв, Гриневич, вот наш знакомый Федот Олсуфьев. Вам перечислять всех? Кое-кого я не очень хорошо помню.

— Они все ваши сослуживцы?

— Да, мы вместе служили.

— Я имел в виду, что Головин, Муравьёв, Олсуфьев — это ведь офицеры из вашего гренадёрского полка?

— Правильно.

— А кто эти господа, что стоят в первом ряду, на них незнакомая мне форма?

— Насколько я помню, тогда был наш полк и какая-то флотская бригада, да-да, тогда ещё среди них был один офицер, который мне что-то рассказывал о морской болезни.

— А из других полков были приглашенные?

— Нет.

— Хорошо, пойдём дальше. По-моему, это фотография с предыдущего бала?

— Да. Того, что был осенью. Из наших тут почти те же самые, что и на предыдущей фотографии, а это наши соседи из Брянского пехотного. Мы называли друг друга соседями, потому что квартировали рядом.

— Я помню, вы мне рассказывали об этом. А из других полков кто-нибудь был?

— Нет.

— Я посмотрел эти бумаги, тут памятные открытки, на одной, видимо, какая-то шуточная песня, под которой вы все подписались…

— Да-да, однажды Муравьёв сочинил на многих из присутствующих шутливые эпиграммы, и, чтобы не забыть, многие их записали.

— Я вижу, что в памятных открытках опять-таки подписи ваших сослуживцев, героями эпиграмм, насколько я понимаю, тоже являются ваши однополчане.