Дело Эллингэма

Она знала, что сбор информации должен быть беспристрастным. Никаких предположений. Никаких любезничаний. Задавай вопросы. Тщательно и быстро все записывай. Она старалась, чтобы ее ответы были точными, краткими, но при этом полными. Без преувеличений. Без комментариев.

Ларри и Нейт ждали в холле, и, как только ее отпустили, они отправились обратно в «Минерву». Когда они вышли из Гранд-Хауса, мимо них проехал автофургон криминальной экспертизы. Сердце Стиви екнуло, и она почувствовала мгновенный укол паники. Вновь пришла мысль о люке. Однако похоже, что криминалистов всегда вызывают, когда причина смерти не установлена сразу.

В темном небе, словно рыболовный крючок, висел серп луны; где-то далеко ухал филин. От палой листвы поднимался пряный запах, а Хейз был мертв.

* * *

Они вернулись в «Минерву», где еще никто не спал. Когда Нейт и Стиви вошли в комнату, повисла гнетущая тишина, словно все разговоры из воздуха разом высосал невидимый пылесос.

– Боже, – пробормотала Джанелль, бросаясь к Стиви и обнимая ее. – Как ты? О господи. Он что, правда умер? Стиви? Как это?

Стиви выглянула из-за плеча Джанелль и посмотрела на Элли и Дэвида. Они сдвинулись в угол дивана и сидели рядом, ссутулившись. Элли вся сжалась в комочек; она не плакала, лишь отрешенно смотрела прямо перед собой. Одной рукой Дэвид обнимал ее за плечи.

Нейт начал хихикать.

– Какого черта ты смеешься? – рявкнула Элли.

– Не… не знаю, – заикаясь, ответил Нейт.

– У него шок, Эл, – сказала Пикс. – Смейся, Нейт. Ты не виноват, что так реагируешь.

Нейт засмеялся еще сильнее, а потом стал икать.

Стиви вдруг страшно захотелось спать. Ничего, кроме усталости, она не ощущала – внутри царило абсолютное спокойствие.

– Я иду спать, – просто сказала она.

Вернувшись в комнату, Стиви машинально отметила, что все ее движения стали чересчур медленными и точными. Обычно перед сном она просто скидывала одежду и засовывала ее в мешок для прачечной. Сегодня она бережно повесила плащ в шкаф, неспешно стянула футболку и, разгладив, аккуратно сложила ее на кровати, медленно сняла штаны, словно те были очень хрупкими. Свернув одежду, она положила ее в пакет, затем откопала на дне ящика комода теплую эллингэмскую пижаму и надела ее.

Стиви оставила свет включенным, забралась на кровать и уставилась прямо перед собой, вцепившись в телефон, будто ждала звонка. Ей никто не собирался звонить. Просто нужно было что-то держать в руках.

Стиви не знала, сколько прошло времени, когда раздался стук в дверь. Сначала она решила не обращать на него внимания, но все же заставила себя слезть с кровати и открыть дверь.

Почему-то она знала, что там будет Дэвид.

– У тебя свет горел, – тихо сказал он. – Можно войти?

Девушка моргнула и потерла шею. Затем пожала плечами и отошла в сторону, оставив дверь открытой. Дэвид вошел и закрыл дверь. Стиви села на пол, прислонившись к основанию кровати. Он стоял, оперевшись о стену. На этот раз его вихры были слегка приглажены, и выглядел он на удивление серьезным.

– Ты знаешь, что произошло? – спросил он.

– Я знаю, что он мертв. Вот и все.

Дэвид наморщился и потер лоб. В задумчивости прошелся по комнате, остановился у письменного стола. Какое-то время постоял возле него, барабаня пальцами по крышке, а потом повернулся к Стиви. Его взгляд скользил по обстановке, ни на чем не задерживаясь. Стиви уставилась на нижнюю часть его штанин – по крайней мере, смотреть туда ей казалось безопаснее всего. Когда-то эти старые спортивные штаны были темно-синими, но сейчас застиранная ткань была серовато-голубого цвета, а на щиколотках белыми потрескавшимися буквами было выведено «ЙЕЛЬ».

– Почему ты тогда сказала, что не можешь говорить? – наконец спросил Дэвид.

– Потому что показания очевидцев не всегда заслуживают доверия, – ответила она.

– Думаешь, люди будут врать?

– Нет. Не совсем. Дело в том, что обычно люди не уверены в том, что помнят. Это не означает, что они врут, просто они могут ошибаться в отношении того, что видели. Человек плохо ориентируется во времени, в пространстве, продолжительности события, особенно когда напуган или в напряжении. А в темноте все это только усугубляется. Но хуже всего, когда очевидцы начинают обсуждать увиденное друг с другом. Как только ты начинаешь рассказывать кому-то о произошедшем, факты в твоей голове могут измениться. Человеческая память перезаписывается, как у компьютера. Остается последний сохраненный файл. Вот поэтому, если ты стал свидетелем, скажем, несчастного случая, лучше сразу записать то, что видел, до разговоров с кем-либо. И это будут самые четкие показания. Возможно, в чем-то ты ошибешься, но в любом случае не начнешь эти ошибки приумножать.

Объяснение полилось из нее так, словно она всю жизнь ждала, чтобы с кем-нибудь этим поделиться. Оно получилось четким и формальным. Сейчас, когда она рассуждала о преступлении в теории, ее тело чуть расслабилось, нормальные ощущения вернулись.

– Ты, вообще, о чем сейчас? – спросил Дэвид.