Дело генерала Раевского

   — Да, они тоже вроде бы обойдённые временем герои да и при жизни незаслуженно оттеснённые, — согласился Олег.

   — Скопина-Шуйского свои же отравили. Пожарского народ хотел — царём, но истинного, настоящего героя бояре оттёрли и замолчали, — сказал я тихо.

   — Да. Да. Да. — Олег встал и заходил по комнате. — Ведь Филарет лжесвидетельствовал по поводу Лжедимитрия Первого, патриархом назначен в лагере Тушинского вора, зная, кто он такой. В мае 1610 года вернулся в Москву, помогал свергающим Василия Шуйского и поддерживал тех, кто хотел возвести на русский трон заграничную династию, заключил договор о признании русским царём сына польского короля. Успокоился, когда Пожарского оттеснили, а назначили царём юного и слабенького сына Филарета, Михаила, поддержанного верхами казаков Тушинского лагеря, воевавшими то за Москву, то против неё. И это страшное крепостное обесчеловечивание деревенского русского люда окончательно возрастать принялось при нём. Это именно то самое оскотинивание народа, которое видеть не мог Николай Николаевич.

   — Но мы уходим в сторону, — сказал я.

   — Да, — согласился Олег.

   — Сэр, вашу рукопись на стол, — скомандовал я, поудобнее устраиваясь на широкой табуретке.

   — Уж кто-кто, но не сэр я, — отмахнулся Олег, — я всего лишь, правда по принуждению, сызмальства примитивный советский человек.

   — Какой же ты советский, когда Советов нет в России с лета восемнадцатого года, — возразил я.

   — Советов нет, а человек советский есть, — развёл руками Олег.

   — Рукопись на столе. Она вас ждёт, — сказала Наташа, поправляя вокруг головы заметно посветлевшие волосы.

2

«Перед тем, как направить своего внучатого племянника в армию, генерал-фельдмаршал Григорий Александрович Потёмкин предписал ему посетить Киев, «деда городов российских», и внимательно с оным ознакомиться, как там никогда до того не бывавшим, — начал Олег, приступая к чтению, — и рекомендовал ему давнего своего воина, а ныне игумена, который пояснит смысл земных и подземных сокровищ Руси изначальной. Потомок мелкопоместных смоленских дворян, человек абсолютно светского склада, Потёмкин в то же время прекрасно понимал, как важно вложить в будущего государственно призванного военачальника, из дворян их набирали, знание своей родины, духовного и государственного сложения оной для полноценности благонадёжной личности. Именно этим путём и направил генерал-фельдмаршал граф Потёмкин-Таврический, а фактически основатель всей Малороссии в её нынешнем виде, своего внучатого племянника.

В полночь туча разразилась густыми раскатами и превратилась в тяжкую грозу, которая лила как из ведра и закрыла собою всё вокруг нас белою стеною дождя, который при раскатах грома наполнялся то синим, то зелёным огнём. Тогда огненными струями ограждалась наша карета от всего света и огненными же искрами осыпали нас эти струи, разбиваясь об экипаж и разлетаясь в стороны. Такое было у меня, совершенного ещё юноши, ощущение, будто ведут меня уже по тому свету и Страшный Суд ожидает меня, человека, так мне тогда казалось, ещё никак не нагрешившего. Но было мне всё-таки страшно, хотя я не был человеком церковным, святых отцов совсем не читал, но чувствовал, что совесть моя до сего дня не всегда и не во всём чиста была. Ведь я воспитывался без батюшки, жил с детства у своего дяди Николая Борисовича Самойлова, который был мне на всю жизнь человеком благотворно влиятельным и в обществе почитаемым существенно. При дальнем взблеске молнии огненно объявилась из тьмы глава Печерской колокольни.

Уже чувствовался рассвет, когда мы выехали из леса густого и высокого и, озаряемая вспышками молний то и дело, стала показываться из предрассветного мрака туч широко расположившаяся Лавра. Её белые церкви и ограды были раскинуты по холмам, более похожим на горы. Пронзительно вспыхивали вдали её кресты на семиглавом соборе, а возвышенный столп возносившейся в небеса колокольни царственно сиял своею белизною на фоне открывшегося от туч края светлого неба. Днепр глухо, но могущественно шумел внизу, как некий всесветный водопад времён сотворения мира, и содрогал мост, по которому со страхом предстояло проследовать каждому в этот древний град — родоначальник всем городам российским.

Над самым берегом Днепра, почти над бушующими водами у входа в дальние пещеры, горела молитвенным ровным огоньком защищённая от непогоды лампада. Её в неугасимой молитвенности содержат здесь веками ещё при жизни вошедшие в святость обитатели подземных обителей святого этого града пещер.

По оврагам шумели своей оживлённой ливнем листвою липы и тополя, эти смиренные свидетели дней монашеского и паломнического здесь подвига. По всем склонам и оврагам пенились мощные ручьи и немолчно говорили друг с другом о всяком достойном этих мест предмете в живительном свете предрассветности. Мы выехали на благолепную площадь Печерскую.

И здесь раздался из Лавры утренний благовест, призывающий к молитве».

   — Откуда у вас эти замечательные строки? — спросил я Олега и Наталью, вновь перекидывающую страницы, читаемые Олегом.