Дело глазника

«Как же так получилось? – с горечью думал он. – Так глупо обмишулиться! Теперь видно, как примитивно мы рассуждали! Немногим более нестандартно, чем те же полицейские. Свели все к элементарщине: раз убийца вырывает глаза, значит – глазник, ищите окулиста! Так, не вышло с окулистами, давайте пробовать прозекторов, а с ними не вышло – вот тебе сектанты! А тут в ход пошли полицейские приемчики: на одного надавили, второго избили, кто-то донес, а другой признался! Вот вам и виновный, дело закрыто. Это вполне могло бы сработать, имей мы дело с простым убийцей, но здесь другое дело, душегуб другой, новый. Не встречали мы еще такого убийцу. Вполне очевидно, что в этом случае ассоциации первого уровня или порядка не работают. Нам встретился необычный, уникальный убийца – безумец высшей пробы с совершенно необъяснимой логикой и поврежденной психикой. Такие простые приемы в его поимке не помогут. «Если вырывает глаза, то окулист» или «потерял в детстве зрение и теперь мстит зрячим» – это слишком просто, а значит, нам не подходит. Как там князь говорил? Копать глубже, искать более глубокие ассоциации и переплетения причинно-следственных связей! Что еще он сказал? Понять, что общее у жертв. Ладно, будем строить новую систему, надо разобраться в его теории с типами убийц, приверженцами Аполлона и Дионисия. Но ко всему этому надо каким-то чертом привязать искусство и цвета… Но это чистый бред! Так ведь и вся программа убийцы строится на его бредовой логике! И мне необходимо ее найти и постараться разгадать».

Муромцев остановился и с удивлением обнаружил, что снова оказался на площади, у входа в чайную. Совершенно продрогший, он, болезненно морщась от не отпускавшей мигрени, вошел внутрь и сел за свободный столик. Подошел зевающий во весь рот половой, парень с жидкими усиками и набриолиненным пробором на голове.

– Чего изволите-с? – спросил он, вытирая мокрые руки о грязный фартук.

Зал пустовал, и трактирщик был явно не рад позднему гостю.

Муромцев заказал чай с вишневым вареньем и баранки, отметив, что с самого утра ничего не ел. Половой ушел, закинув полотенце на плечо, а Роман Мирославович, достав из кармана пиджака блокнот и карандаш, принялся чертить таблицу. В зале было темно, он посмотрел по сторонам, затем встал и принес с соседнего столика керосиновую лампу и прибавил огня.

В левом столбце он старательно написал: «Аполлон (порядок)», а в правом: «Дионисий (хаос)». Половой принес вазочку с вареньем и баранки, Роман Мирославович сунул в рот черствую баранку и принялся размышлять, потирая лоб тупым концом карандаша.

«Судя по всем показателям и признакам, – рассуждал он про себя, – убийца и в самом деле придерживается какой-то особой логики, особой системы. Это не просто упившийся до белой горячки мститель, который убивает и вырезает глаза у кого попало, руководствуясь только их цветом. Ведь мы так и думали, что наш художник из разноцветных глаз собирает подобие радужного спектра! Подогнали детскую считалку «Как однажды жил звонарь»! А ведь не бывает оранжевых глаз! А считалку этот сектант-сопун возьми да и выдай в своем религиозном экстазе! Видимо, в глазах замелькали круги, и мозг выдал стишок из курса приходской школы! И зачем мы за него вообще ухватились? Вот где действительно бред! Итак, у нашего убийцы есть определенный план, своя извращенная логика и принцип выбора жертв. Зачем-то ему понадобилась именно пара – мужчина и женщина, после он не погнушался отправиться к нищим умирающим старикам, чтобы убить именно старика. Хотя мало, что ли, старых людей на улицах? Но он пошел на Чертову горку! И пару выбрал не абы какую, а из публичного дома, где полез в окно номера. Это было непросто, однако в его странной логике был заложен смысл сделать именно так, и никак иначе».

Муромцев отхлебнул еще теплый чай и наконец закурил. Дым слоями опускался на пол и утекал через щель в двери на улицу, как бы намекая, что и Роману Мирославовичу тоже пора уходить. Но он, к явному неудовольствию официанта, скучающего у буфета, решил еще задержаться. Ходики на стене показывали половину двенадцатого.

Сыщик окончательно уверился в том, что задержанный ими художник скорее всего ни при чем. Его наркотическая зависимость, помрачения и припадки не позволили бы подготовить такие сложные убийства, а тем более совершить их и уйти незамеченным.