Дело государево

– Ты всегда можешь меня утешить, сеньор Арайя. В том я не сомневалась никогда. И не оставлю тебя щедротами моими.

Среди придворных на куртаге императрицы в тот день народу много было. Был здесь вице канцлер империи барон Андрей Иванович Остерман. Были братья фон Левенвольде, Карл и Рейнгольд, недавно в пух и прах рассорившийся с невестой. Был обер-егермейстер Артемий Петрович Волынский. Была ближняя статс-дама императрицы Наталья Лопухина, урожденная фон Балк, с мужем своим генералом Лопухиным. Был и фельдмаршал Бурхард Христофор Миних с супругой. Был князь Алексей Черкасский с дочерью. Был и всесильный инквизитор империи, начальник Тайной канцелярии, генерал Андрей Иванович Ушаков и еще много кто.

Присутствовали все шуты и шутихи императрицы. Лакоста король самоедский щеголял в новеньком костюме, которому позавидовал бы любой вельможа в Европе. Буженинова нарядилась в красное, под стать императрице, но лицо как всегда имела немытое.

Хотя при русском дворе, не смотря на роскошь его пышную, неопрятность царила великая. И иностранцы часто могли наблюдать грязные немытые шеи фрейлин из под шелков роскошных, из под атласа и бархата рытого. Фрейлины неприятные запахи от молодых тел своих, заливали флаконами духов заграничных.

В театре придворном гости расселись согласно рангам. В ряду первом сели императрица с Бироном, Буженинова и Лопухина.

Причем шутиха Буженинова нагло оттеснила Лопухину от царицы и уселась рядом. На такое не каждый мог осмелиться.

– Ты, голубка, не липни к матушке, – прошептала шутиха. – На мое кресло плюхнуться вздумала, али не знаешь, что я сижу вот здеся?

Лопухина была женщина горластая, но с Бужениновой в спор вступать побоялась. Слишком большую силу взяла камчадалка Авдотья, еще недавно никому не известная.

– И пасть то на меня не готовься разинуть. Я ведь и в рожу вцепиться смогу ежели что, – продолжила шутиха.

– Снова ты, куколка, разошлась, – мягко осадила Буженинову императрица. – Помолчи уж пока.

Черкасский, в третьем ряду, тихо дочери выговаривал:

– Посмотри на Левенвольде.

– А чего мне смотреть на него, батюшка? – поинтересовалась Варвара.

–Он нисколь о разрыве с тобой и не переживает.

–А мне что до того? Я ничуть также по тому поводу не плачу. Это вы меня за него прочили.

–А что было делать, коли сама императрица за сваху выступила? Но все случилось так, как случилось.

Авдотья Буженинова, имевшая чин шутовской лейб-подъедалы императрицы всероссийской, немного помолчав, снова стала ворчать.

–Ты чего такая недовольная, куколка? – спросила императрица Буженинову.

–Да не люблю я эти пиесы заморские, матушка. Чего мне их смотреть то?

–Да сегодня смешно будет, куколка.

–Мне бы болтушек твоих послушать. Кто чего знает, и кто про чего слыхал. А то после того как Варьку Черкасскую в дерьмо окунули, ничего и не произошло.

Анна и те, кто был рядом, улыбнулись словам Бужениновой. Говорила камчадалка смешно с ужимками и гримасами. И ножками своими не достававшими до пола карлица со стула смешно болтала.

К императрице приблизился Арайя и низко поклонился:

–Сию пьесу я сочинил, и по приказу вашему, государыня, немного усовершенствовал. Но на роль Петрилло такого человека подобрать более не смог, государыня всемилостивая.

–А кто ранее его играл-то?

–Шут вашего величества Пьетро Мира, что ранее в моей капелле скрипачом числился. А новый Петрилло слабая замена старому.

–Ну, ничего, Франческо, мы и без старого Петрилло обойдемся.

Буженинова встрепенулась:

– Какое такое Педрилло? – она переиначила имена «Петрилло» на «Педрилло» и тем вызвала смех.

– Петрилло этот сидит вон там, – мстительный Арайя указал камчадалке на Миру.

– Ух Педрилло так Педрилло, – заголосила Буженинова и засмеялась.

Так к сеньору Пьетро Мире, придворному шуту, с благословения Бужениновой, прилипла новая кличка «Педрилло».

Сам Пьетро сидел рядом с Иваном Балакиревым. Они тихо переговаривались.

– Славно мы с тобой Левенвольде одолели, – прошептал Балакирев. – Весь двор до сих пор смеется. И никто не знает, кто автор сей шутки.

– И хорошо, что не знает. Левенвольде мог нам с тобой отомстить.

Спектакль начался и все замолчали. Итальянские музыканты и актеры старались, и действо императрице понравилось. Она особенно пожаловала своего капельмейстера Арайю и певицу Марию Дорио.

Буженинова снова заворчала:

– Чего девку то худую жалуешь, матушка? Все они чужестранки-поганки таковы.

– Не ворчи куколка. Девица Дорио поет отменно.

– И наши вот пошли заграничных девок себе таскать, матушка. Чего тебе певичку здесь не сыскать-то? Так нет. Все иноземок по заграницам ищут. И женятся все больше на иноземках. А я то незамужняя. Сколь прошу тебя, матушка, сыскать мужа мне. Мне и наш сойдет.

– А кто на иноземке то женился, куколка? Я про то не слыхала.

– А ты ни про что не слыхала, матушка. Князь Голицын Мишка из иноземщины возвернулся в Москву да с женой новой. Вот! – выпалила Буженинова.

Лицо императрицы сразу стало строгим. Веселость государыни пропала. Она хорошо помнила о князе Михаиле Голицыне. Отыскала взглядом генерала Ушакова.

– Андрей Иваныч!

– Я здесь, государыня-матушка!