Нейрат задумался. Он уже слишком давно жил в России и понимал, что такое заговор. И если этот незнакомец правду говорит, то все так и будет. Но если нет? Ведь тому, кто кричал «слово и дело» без весомых оснований могли и голову снести.
– По правилам я должен того, кто знает «слово и дело» государево в тайную канцелярию переправить.
– Но в этом случае, герр Нейрат, и все награды получат господа из тайной канцелярии. Я вас понимаю. Вы боитесь влезть не в свое дело. Но иногда стоит рисковать. Риск в этой стране вознаграждается….
***
Год 1736, январь, 19 дня.
Санкт-Петербург. Дворец.
Вскоре Мира уже был в покоях графа Бирена. К счастью там же находился и Лейба Либман. Пьетро быстро рассказал про все, что знал о заговоре.
Бирен не поверил в серьезность заявления капитана Столетова:
– Хотел покрасоваться перед любовницей и все. Не могу я поверить в серьезность такого заговора.
– А я верю, – вскричал Либман. – Я говорил тебе, Эрнест, про слова холопа Долгоруковского. А здесь Столетов, адъютант Долгорукого. Понимаешь, куда ветер дует? Это заговор. Анну также на престол как самодержавную государыню посадили. До последнего не знали получиться или нет. И здесь случай все может решить.
– И что ты предлагаешь, Лейба? Мне спрятаться под кровать?
– Зачем? Вызови сюда майора Альбрехта! Он в карауле!
Вскоре высокий немец Альбрехт был в кабинете у графа.
– Майор! – заговорил Либман. – У графа к вам ответственное поручение.
– Готов служить его светлости.
– Вы возьмете роту измайловского полка и немедленно отправитесь в казармы семеновского полка и арестуете капитана Столетова. Он обвиняется в злословии по отношению к священной особе государыни императрицы.
Мира и Бирен с удивлением посмотрели на Лейбу. С чего это он так смягчил обвинение Столетову? Но мешать еврею они не стали.
– Но для чего мне такое количество солдат? Я смогу арестовать этого капитана с тремя гвардейцами.
– А вы возьмете с собой роту для солидности. Понятно? Так желает граф Бирен. Не так ли ваша светлость? – Либман посмотрел на Бирена.
– Да. Господин Либман прав, майор. Возьмите роту гвардейцев. Дело серьезное – поношение особы самой государыни. И отправляйтесь немедленно.
– Слушаюсь, ваша светлость.
Альбрехт вышел. Мира спросил Либмана как только двери закрылись:
– И что это значит? Почему обвинение в злословии, а не в заговоре?
– И я не понял, Лейба? Ты только что говорил, что дело серьезное, – поддержал Миру Бирен.
– Вы все еще сущие младенцы в политике, – ответил Либман. – Вы хоть понимаете, кто в сем деле замешан? Не страшен Столетов, и не страшен Долгорукий! Имя цесаревны! Вот что опасно. Они престол для Елизаветы добывать пошли. Понимаете? И их имена стоит держать подалее от имени цесаревны! Тем более что наследника пока у Анны нет! Мало что подумают в полках Преображенском и Семеновском, когда узнают, что это был за заговор? А так мы их по-тихому возьмем и казним! И никто за них не встанет.
– Верно, – проговорил Бирен. – Ты как всегда прав, Лейба. Но что мы скажем государыне? Она приказ об аресте и заключении в крепость не подпишет без аргументов весомых? И что мы предъявим? Пьяную похвальбу Столетова? Или слова слуги? Смешно. Если дело про заговор пойдет, то императрица нас поддержит. А если нет, то нет.
– А мы все так устроим, что будет, за что Долгоруковскую шайку арестовать. Мы в дом фельдмаршала отправим принца Людвига Гессен-Гобургского, – предложил Либман. – Его фельдмаршал терпеть не может. И там наговорит лишнего. Горяч старый Долгорукий. Принц же доносчик известный и все императрице расскажет. И она сама Долгорукого арестовать велит…
***
Год 1736, январь, 19 дня. Санкт-Петербург.
Вечер. События.
Вечером того дня Альбрехт быстро арестовал капитана Столетова и никто из семеновцев тому воспрепятствовать не посмел. Драться с ротой лейб-гвардии Измайловского полка никто не хотел. Это уже был бы прямой бунт против государыни. Либман всегда знал, что делает…..
Принц же Людвиг Гессенский по слову графа Бирена вынужден был отправиться к Долгорукому с визитом. И там между ними произошла ссора.
Людвиг заговорил о провинциях России в Персии, Петром Великим отвоеванные большой кровью, которые императрица задумала персидскому шаху вернуть.
– Мудрость государыни велика! – говорил принц. – Земли Гилянские нашему государству не нужны. Там люди как мухи мрут от лихорадки.
– Так то точно уже решено? – мрачно спросил Долгорукий.
– Да. Я знаю доподлинно, что повелела наша государыня те земли шаху Надиру отдать. И войны за них более не вести. Ибо прибыль государству от них малая.
– И то решение государыни? Но не она же до сего додумалась!
– Это проект вице-канцлера Остермана! – проговорил принц.
– Так я и думал! – прогремел Долгорукий. – Да за те земли Петр Великий сколь крови пролил! Мы там твердой ногой стали. Россия стала! А Остерман решил все то вот так отдать? Простят ли нам это потомки наши?
– Вы не согласны с решением императрицы? – удивился Людвиг.