– Они и есть верные слуги престола твоего матушка. Но в семье не без урода. Так вот Алешка и есть такой урод. Да и на дочери оскорбителя твоего Голицына женат.
– Ушаков! – позвала императрица, начальника своей тайной канцелярии.
Тот сразу возник перед царицей, словно джином был из лампы, а не человеком.
– К услугам вашего императорского величества!
– Да не ори ты так, Андрей Иванович. Я пока не глухая еще. Срочно сыщи мне графа Алешку Апраксина, что Голицыну-шуту зятем доводится. И ко двору его приставь. Шутом он служить станет. Раз сам того хочет, то пусть так и будет!
В этот момент князь Голицын с поклоном подал на подносе императрице кружку с малиновым квасом.
Анна пила только хлебный, и фруктовые терпеть не могла. Про то все знали кроме бедного Михаила Голицына. А Лакоста специально ему про малиновый намекнул.
Лакоста был умен и понимал, что Анне повод нужен для унижения Голицына публичного. Не зря она именно его послала с приказом к новому шуту.
Императрица взяла бокал и отхлебнула. Но тут же почувствовав не тот вкус, выплюнула напиток.
– Ты чего мне суешь? – закричала она на шута и выплеснула ему в лицо все содержимое кружки.
Голицын такого не ожидал и после квасного душа закашлялся. Вся его голова была в квасной пене. Все стали смеяться выходке царицы. А Балакирев тут же Голицыну шутовское прозвище придумал:
– Квасник!
Анне прозвище понравилось, и она сказала:
– Говорила я, что найду тебе прозвище шутовское! И нашла. Ваньку Балакирева благодари! Быть тебе Квасником отныне!
– Квасник дурак! – заверещала карлица Новокшенова.
Но Буженинова её осадила и передразнила:
– Сама ты дура безмозглая! Бу-бу-бу, сидит ворон на дубу!
Новокшенова обиделась и думала завыть, но Буженинова дала ей подзатыльник.
– Не порть слезами твоими веселья матушкиного!
– Не бей её, куколка, – примирительно заговорила императрица. – Вот лучше спроси её, как она скороговорку мою выучила?
– Куда ей, матушка! Это токмо я смогу быстро произнести. Слушайте! Собака лает, лягушка кричит, ямщиком свищет, кошкой мяучит, стрикодоном стрикодонит, а пузырем лопнет! Вот! А ну повтори, дура безмозглая?
Новокшенова попыталась, но у неё ничего не получилось. Но сама попытка вызывала смех императрицы и придворных.
Затем повторила скороговорку сама императрица:
– Собака лает, лягушка кричит, ямщиком свищет, кошкой мяучит, стрикодоном стрикодонит, а пузырем лопнет!
Все придворные зааплодировали государыне. Анна спросила Артемия Волынского своего обер-егермейстера:
– Кто лучше из нас скороговорку произнес, Артемий Петрович? Только правду говори.
– Да трудно сказать, государыня-матушка. Но предпочтение моей монархине отдаю.
– Вот так всегда. Снова льстишь, Артемий? Ну да ладно. Все равно жалую тебя, хоть и вор и казнокрад ты изрядный.
Волынский поклонился, не смея возражать императрице. Да по правде и возражать не стоило.
***
Был Волынский Артемий Петрович казнокрадом известным. И еще Петр Великий молодого Волынского своей дубиной часто поучивал. Не воруй, мол, Артемий, не воруй, а служи державе честно. Но Волынский, сопли после побоев утирая, воровал все равно.
И уже при Анне Ивановне его хотели судить за воровство и растраты казенных денег в бытность его губернатором Казанским. Волынского вызвали в столицу и даже разбирательство по делу о казнокрадстве учинили, но Анна приказала дело замять. Дядя императрицы по матери граф Семен Салтыков14
вступился за Волынского и от суда тот был освобожден и даже новую должность обер-егермейтсера высочайшего двора получил. Да и граф Бирон на сторону Волынского стал.***
Анна тогда спросила Кульковского:
– А, ты Тимофей, каково рассудишь? Прав ли Волынский?
– Не прав матушка. Льстит он тебе. Буженинова лучше тебя произнесла ту скороговорку, матушка. Ты, так как она не сумеешь.
– Так рассудил? – засмеялась императрица.
– Так, матушка!
– Да врет он, – вмешалась лейб-стригунья Юшкова. – Ты матушка лучшее Бужениновой. Куды ей до тебя.
– Вот от судей мужчин и зло все, – засмеялась Анна. – Отчего баб в судьи не берут? Одни мужчины в России судить право имеют.
– Да то не вопрос, матушка. Ответ виден и так, – ответил Кульковский.
– И чего тебе видно, Кульковский? – спросила Анна. – А ну подробнее! Отчего баба на Руси судьей не станет?
– Дак по законам империи Российской судьей может стать мужчина после 40 лет. А разве у нас есть сорокалетние женщины? Спросите любую даму вашего двора, и она скажет что ей нет сорока, хоть на деле ей и за пятьдесят уже.
Анна захохотала. Умел шутить этот шляхтич малороссийский. Иногда самому Лакосте спуску не давал. Императрица бросила шуту кошелек, и в том кошельке Кульковский дома обнаружил 200 золотых! О таких деньгах будучи простым офицером он и мечтать не мог. Правильно он службу тогда сменил…
***
Год 1736, январь, 19 дня. Санкт-Петербург.
Дом на Мойке.
Пьетро и не думал, что станет так ревновать Дорио. Он и ранее знал, что она принимает не только его одного, но в душе надеялся, что скоро его страсть поможет ему овладеть сердцем капризной и избалованной певицы.