Дело испуганной машинистки

— Ну, вроде бы так. Каждый, кто крутился возле моей пристани, мог сделать это.

— А сколько заплатил вам этот таинственный человек за лодку?

— Вношу протест. Вопрос не относится к делу и не имеет для него никакого значения, а также противоречит процедуре допроса свидетеля, — заявил напыщенным тоном Гамильтон Бергер.

— Что ж, — глаза Мейсона заблестели от улыбки. — Я задам этот вопрос в другой форме. Мистер Джилли, у вас постоянные цены за прокат лодок?

— Да.

— Сколько это составляет?

— От доллара до полутора в час.

— А может вы мне скажете, заплатил ли этот незнакомец вами обычную ставку за прокат лодки?

— Мы договорились с ним на специальных условиях.

— Вы получили больше, чем обычную плату?

— Да.

— Насколько больше?

— Возражаю из-за противоречия процедуре допроса свидетеля, состоящего в приведении факта, не представляющих доказательного материала. Вопрос не относится к делу и не имеет для него никакого значения, — выступил с очередным протестом Гамильтон Бергер.

— Отклоняю протест, — решил судья Хартли.

— Сколько вы получили за прокат лодки?

— Не могу вспомнить так, сразу, но наверное долларов пятьдесят, — ответил Джилли, избегая встречаться с Мейсоном взглядом.

— Вы потребовали такую сумму, или эту сумму предложил вам мужчина, который хотел взять лодку?

— Столько я потребовал.

— Вы уверены в том, что потребовали пятьдесят долларов?

— Не помню точно. Он дал мне что-то сверх того. Не помню сколько это было.

— Больше, чем пятьдесят долларов?

— Не помню точно. Он дал мне что-то сверх того. Не помню сколько это было.

— Больше, чем пятьдесят долларов?

— Может быть и так. Я не считал. Взял деньги, которые он мне подал и сунул их в шкатулку, закрываемую на ключ, в которой я храню деньги.

— Вы храните свои деньги наличными?

— Частично так.

— Вы пересчитали когда-нибудь, сколько составляла эта… премия?

— Не помню, чтобы я делал что-то такое.

— Могло там быть больше, чем пятьдесят долларов?

— Наверное так, но я не помню.

— А может быть тысяча долларов?

— Ох, это уже абсурдно! — запротестовал Гамильтон Бергер.

— Отклоняю протест, — рявкнул судья Хартли.

— Не знаю.

— Вы занесли в книгу этот дополнительный заработок?

— Я не веду бухгалтерии.

— Следовательно, вы не знаете, сколько денег находится в этой шкатулке, которая закрывается на ключ и в которой вы храните деньги?

— Не до цента.

— А до доллара?

— Нет.

— В вашей шкатулке сейчас больше, чем пятьсот долларов?

— Не знаю.

— Больше, чем пять тысяч долларов?

— Понятия не имею.

— Но, там может находиться такая сумма?

— Да.

— Когда вы были осуждены за ложные показания под присягой, это была ваша первая судимость или вторая? — голос Мейсона звучал холодно.

— Вторая.

Мейсон широко улыбнулся.

— Это все, мистер Джилли.

Судья Хартли посмотрел на часы.

— Пора на обеденный перерыв, — заявил он. — Суд соберется в этом зале в два часа. В течение этого времени присяжные не должны формулировать или высказывать мнения по существу дела. Только когда дело будет полностью представлено им, они смогут приступить к составлению выводов. Присяжные не будут также дискутировать между собой и не позволят, чтобы о деле дискутировали в их присутствии. Обвиняемого следует отослать обратно в камеру. Суд объявляет перерыв до двух часов.

Делла Стрит и Пол Дрейк, сидевшие в первом ряду, на специально зарезервированных для них местах, направились в сторону Перри Мейсона. Адвокат, встретив взгляд Пола Дрейка, дал ему знак подождать и обратился к своему клиенту:

— Я хотел бы знать, где вы были в ночь пятого и утром шестого июня?

— В квартире. Лежал на собственной постели и спал.

— Вы можете это доказать?

— Что за бред! — выкрикнул презрительно Джефферсон. — Я холостяк, мистер Мейсон, и сплю один. У меня не было причин доказывать, где я находился в это время. И сейчас таких причин у меня нет. Никто ведь не примет серьезно слов человека, осужденного за ложную присягу, воришки, который никогда меня в жизни не видел. Кто такой этот темный тип из портового района? Вся эта история просто глупа!

— Я согласился бы с вами, если бы не уверенность, которая просто выпирает из окружного прокурора, — Мейсон задумчиво почесал гладко выбритый подбородок. — Поэтому для меня крайне важно знать, где вы были ночью пятого и утром шестого июня.

— Понимаю, — сказал Джефферсон. — Ночью пятого… то есть вечером пятого я был… нет, не вижу причин говорить об этом. Шестого… С полуночи до половины девятого утра шестого июня я был в своей квартире. В девять утра шестого июня я находился в офисе и могу доказать, где был именно этим утром от нескольких минут седьмого.

— У вас есть свидетель?

— Да. Мой коллега, Уолтер Ирвинг. Он пришел ко мне в седьмом часу, мы вместе позавтракали, а потом пошли на работу.

— А что с ножом?

— Это мой нож. Он лежал в чемодане в моей квартире и был оттуда украден.

— Откуда он у вас появился?

— Это подарок.

— От кого?

— Это не имеет ничего общего с делом, господин адвокат.

— Кто вам его дал?

— Это не ваше дело.

— Я должен знать, кто вам дал этот нож, мистер Джефферсон.

— Я сам занимаюсь своими делами, мистер Мейсон.

— В суде вашим делом занимаюсь я.