Дело Килиоса

— У нас испортилась машина, это в нескольких километрах отсюда… Мы иностранцы, — таким образом мое несовершенное произношение сразу же получило объяснение. — И хотели бы попасть в Боливар. Или, по крайней мере, в какой-нибудь город поблизости.

Мужчины молчали.

— Если бы можно было одолжить какую-нибудь машину, — продолжил я и, вспомнив о деньгах, которые оставил мне Гуров, поспешно добавил:

— Разумеется, мы хорошо заплатили бы за это.

Аборигены переглянулись, и один из них пробормотал:

— Сейчас что-нибудь придумаем, сеньоры. Подождите.

И они ушли все вместе в одну сторону. В восточной части неба едва заметно забрезжил сероватый неясный свет.

Вдруг из темноты послышались громкие слова команды, и неожиданно появились четверо усачей в одинаковой одежде. Прежде чем мы успели сообразить, что происходит, нас взяли в кольцо. Мы поняли, что это совсем не те люди, которые нас здесь встретили. У этих на ремнях на правом боку висели черные треугольные коробочки. Оружие, — догадался я, — мундиры. Это означало, что окружавшие нас принадлежат к какой-то военизированной организации.

— К стенке! — крикнул один из них. — Не двигаться!

Мы и не собирались двигаться. Впрочем, к стене становиться мы тоже не стали. Тогда тот, что кричал, подошел ко мне.

— Ты что, не слышал приказа?

— Это вы мне? — удивился я. Ничего не поделаешь, человек не в состоянии переделаться за какую-то минуту. Даже если у меня такая же профессия, как у него, и я знаком с нравами разных эпох. Я слишком долго пробыл в своем настоящем и сейчас не сумел мгновенно перестроиться и приспособиться к отношениям, царящим в давно прошедшем столетии. И тогда…

Позже, когда я вспоминал эти мгновения, ко мне неизменно возвращалось ледяное оцепенение — оно поднималось от колен. Я был просто не в состоянии поверить, что подобное может произойти. Вы ждете, чтобы я рассказал, что же было потом?

Он ударил меня в лицо. Я покачнулся, но не от удара. Какую-то долю секунды я стоял, как в тумане, все еще не понимая, что происходит. Эпоха, в которой мы живем, давным-давно не знает подобного обращения. Прошли века с тех пор, как человек в последний раз поднял руку на другого человека. А тогда события стали развиваться с головокружительной быстротой. Увидев, что произошло, Баракс начал действовать. Двое в мундирах еще валялись на земле, а он уже был рядом с третьим. Наконец и я очнулся от столбняка, схватил того, кто ударил меня, и швырнул приемом, который тысячи раз отрабатывал в спортзале. К сожалению, удар был настолько силен, что полицейский, ударившись головой о мостовую, растянулся без чувств.

Только тогда мне пришло в голову, что обезвредить его можно было бы куда более удобным и безопасным способом. Но, как видно, его удар пробудил во мне первобытные инстинкты, о существовании которых я даже не догадывался. Во мне вспыхнуло желание дать сдачи собственными руками.

Тем временем Баракс управился с третьим, не дав ему времени выхватить оружие. Я перевел дух, ничего не понимая.

— Черт побери! — Баракс использовал свое любимое выражение, которое, что греха таить, подцепил у меня. — Почему он так поступил?

— Бог его знает, — ответил я растерянно. — Это выше моего разумения.

— А что такое «бог»? — тут же поинтересовался Баракс.

— Лексический оборот, — пояснил я и вдруг осознал всю нелепость ситуации. Мы в опасности, стоим над четырьмя бесчувственными телами в форме и беседуем о лингвистике.

— Идем отсюда, — сказал я.

Баракс молча последовал за мной. Я оглянулся. На верхушке белой колокольни блестел крест. Наступал день, и солнечный луч над нами был предвестником приближающегося утра.

Крестьян нигде не было видно.

Опять мы шагали по пустынному шоссе.

— Это были полицейские, — пояснил я Бараксу. — Они следят за общественным порядком.

— Тогда почему он тебя ударил?

Я не сразу нашелся, что ответить. Потом в нескольких туманных выражениях попытался объяснить, что в старину грубость зачастую сопутствовала блюстителям порядка.

Я с азартом принялся рассказывать, а Бараксу было интересно, так как в этой эпохе он еще не бывал. С местным диалектом он был знаком, а с нравами — увы. Задание было у него, как и обычно, четко определено: прикрывать меня и выручать, если попаду в переделку. Поэтому Бараксу было проще. Однако я упустил из виду кристальную чистоту логики Баракса. Если у него возникал вопрос, с ним следовало разобраться, прежде чем переходить к следующему. И мой помощник настойчиво возвращался к событиям в селении.

— О нас полицейские ничего не знали. Крестьяне, наверное, сообщили им, что пришли двое иностранцев. Тем не менее нас сразу же окружили и отнеслись как к врагам.

— Н-да… — я потрогал щеку. — В самом деле, это было несколько неожиданно.

Баракс промолчал, но я почувствовал, что ответ его не удовлетворил.