— Значит, ему платили за услуги? — Грушевский подумал о пачках ассигнаций, не пригодившихся мертвецу. — И хорошо?
— По мелочи. Ему всегда мало, — еще раз криво усмехнулся Зиновий.
— Тогда откуда у него могли взяться такие большие деньги? Нашли сорок тысяч и еще золото, — выпалил Максим Максимович. Призоров схватился за голову, кто ж так допрос ведет?! Но Грушевский и не смотрел на него.
— Не знаю, — Зиновий задумался. — К нему приходил несколько раз один. Косоглазый блондин. Ругались. Шепотом, говорили немного. Угрожал. «Если не вернешь, пеняй на себя», — это косой. Давно. Обычно Яков ездил в Петербург, чтобы передать отпечатанное и забрать плату. И здесь же потратить. Любил кабаре, артисток. «Цветы зла».
— Косой блондин? — Все трое допрашивающих переглянулись. Грушевский с Тюрком обратили внимание еще и на «Цветы». Что за место такое популярное? И артисты там, и террористы.
— Кого-нибудь еще из них знаете?
— Да. Раз видел с косым одну женщину. Акушерка, приехала в Нижний недавно. Внешне безобразная, злая, энергичная, целеустремленная. Кружок организовала, был там один раз. Птенцов вокруг собирала, в рот смотрят, уши развесили. Ерунда, говорильня, ушел, противно стало.
— Как зовут? — навострился Призоров.
— Фрума Фрумкина.
— Кто?! — открыл рот Призоров. — Бабушка?
— Бабушка, да, — подтвердил Зиновий. — И старая, и звали так все. Опасная. Не видеть ее может только тот, кто не хочет.
Призоров вскочил со стула и, вращая глазами так, что они рисковали выскочить из орбит, стал носиться по палате, как это у него было заведено в моменты особого волнения. Затем, остановившись, он пригласил знаком Грушевского с Тюрком выйти в коридор.
— Господа! — возбужденно заговорил он, прикрыв двери в палату. — Да знаете ли вы, с кем нас грозит столкнуть судьба?! Фрума Фрумкина, рецидивистка, злейший враг государства. Ее долго выслеживали, наконец смогли арестовать, в девятьсот третьем. Более того, Киевская охранка нашла в ее квартире, на которой она под видом невинной, тасскать, акушерки собирала и революционно пропагандировала молодежь, спрятанный в кухонном столе печатный станок. На допросе она сначала упорно молчала, а потом попросилась к самому генералу Новицкому, шефу жандармского управления. А в кабинете попыталась его зарезать спрятанным во время обыска ножом. Ее судили, отправили на каторгу на пять лет, но, по манифесту тысяча девятьсот пятого года, приговор смягчили, заменив каторгу ссылкой. Из поселения, куда ее сослали под надзор, она сбежала почти сразу. Можете представить, куда она направилась…
— Можем, — ответил Тюрк. — Сюда, чтобы убить генерала Спиридонова.
— Что?! — Призоров побледнел и едва не сполз по стенке.
— Пули с клеймом, — пояснил Грушевский. — Спиридонова убили точно такими же.
— Выходит, мы идем по следу… — Призоров схватился за голову. Сейчас, верно, он жалел, что согласился исполнить поручение господина Керна проследить за дочерью его бывшей жены. Вместо капризной девчонки в качестве объекта разработки ему досталась самая жестокая и непримиримая врагиня государства. Бабушка, чья фотография лежала на столе у самого Столыпина. И, по заверению министра, он будет любоваться этой «приятной» особой до тех пор, пока полиция, охранка, жандармы или сам черт не арестует Бабушку и не привлечет к суду за все ее преступления.
Тут бесшумная и тусклая, как тень, сестра сообщила, что господина Призорова ждут в его конторе по срочному делу.
— Что там еще приключилось? — испугался Призоров, будто перед ним стояла не сестра милосердия, опасная только для бактерий и пыли, а сама Немезида с мечом и длинным списком личных грехов и ошибок чиновника.
— Приехала купчиха, привезла домашних пирогов для Зимородовых, как просили сообщить, — зачитала записанное сестра, видимо, не понадеявшись на память в таком важном деле.
— Этого еще не хватало, — уныло промямлил Призоров.
— Владимир Дмитриевич, — Грушевский попытался воспользоваться ситуацией. — Надо отпустить, надо. Всех троих.
— Посмотрим, посмотрим, — отмахнулся Призоров, озабоченно скребя небритый подбородок. Но он и сам понимал, что оснований для продления ареста нет. Товарищам прокурора плевать, что настоящие слуги закона могут вот-вот сграбастать боевую пятерку. Пообещав солдату у дверей скорую смену, он помчался к себе в контору.
Не застав в кабинете Копейкина, компаньоны вышли на Литейную. Грушевский заметил, какая хорошая погода стоит на улице. Почти все горожане выехали за город на свои дачи, гонять неуклюжими деревянными молотками крокетные шары, есть землянику да купаться в мелких речках и холодных озерцах. Город захватили горничные, лузгавшие без хозяев семечки у подворотен, веселые маляры-ярославцы, массово приехавшие ремонтировать оставленные на домовладельцев квартиры, и всякого рода петрушечники, шарманщики и цыгане.
— Заморим червячка? — предложил Грушевский Тюрку при виде первой же попавшейся унылой желто-зеленой вывески трактира средней руки.
— Вы убиваете червей? — немного удивился Тюрк. — Они ведь безвредны.