Дело марсианцев

Механик вдруг со стоном покачнулся и чуть не упал, опершись рукою о стену тоннеля. Ноги его неминуемо бы подкосились, но разбойники пришли Акинфию на выручку. Тихон было решил, то тот замысли коварство и сейчас ввяжется в битву, и уже напряг в предвкушении руки. Но ученый оставался неподвижен и явно слаб.

– Что с вами? – сердито вскричал главарь. – От горя чувств лишились, сударь?

– У него кровь идет, – прошипел один из его подручных.

– Что?! Откуда?

Он посветил пламенником, и действительно – по боку механика поверх его зеленого аби расплылось блестящее красное пятно. На одежде виден был разрез примерно вершковой длины, из которого и сочилась кровь.

– Проткнули все-таки, – укоризненно сказал предводитель.

– Он сам дергался…

Но Акинфий вдруг откинул с себя руки врагов и выпрямился с гордо поднятой головой, хотя и видно было, с каким трудом ему удается сохранять благородно-презрительный вид.

– Сам пойдет… – буркнул усатый.

Но идти-то уж недолго оставалось, куда бы их ни вели. Буквально шагов через десять вся процессия встала в середине небольшой пещеры с крупным валуном посреди нее. Никаких других ходов из нее, помимо уже пройденного, не вело, и Тихон приготовился к последней вспышке сопротивления – отдавать задешево свою жизнь он был не намерен.

Но двое из разбойников взялись за камень и с превеликим трудом сдвинули его вбок, обнажив неширокое отверстие, как раз под талию поэта. Затем один из них по команде главаря сбросил вниз седельную суму графа Балиора, из которой предварительно выгреб остатки провианта, и оба трофейных кинжала.

– Полезайте туда и выбирайтесь на волю, ежели сумеете, – с усмешкою сказал главарь. – Кровью вашей пачкаться не стану.

– Вы уже испачканы.

– Каменный мешок! – в ярости вскричал Тихон. – Лучше убейте прямо тут!

– Отовсюду выход найдется…

– Полезай, – с тихой твердостью молвил Акинфий.

– Да ведь ты ранен и скоро не сможешь идти! Куда мы с тобой в темноте выберемся?

– Слышали, что друг ваш сказал? – спросил кошевник. – Не испытывайте мое терпение, господа, я ведь могу рассердиться и пристрелить вас прямо тут, а тела сбросить в яму.

Тихон молча, под дулами пистолей шагнул к затхлой дыре неведомой глубины и поочередно опустил в нее ноги, усевшись на краю, затем с ненавистью глянул на главного злодея, стараясь покрепче запомнить черты его отвратительной физиономии, и спрыгнул во мрак.

Не успел он напрячь ноги и приготовиться к удару о камень, как уже оказался на самом дне – яма была всего саженей двух глубиной. Падение прошло почти безболезненно, вот разве откатившись вбок, Тихон пребольно врезался плечом в невидимый выступ скалы. Хвала Богу, череп остался не задетым, иначе раскроить его можно было шутя.

Не успел поэт подняться, как светлое отверстие наверху застила фигура товарища, и тут же Акинфий со звуком, похожим на падение мешка с брюквою, присоединился к Тихону.

Пока еще было кое-что видно, поэт споро осмотрелся и заметил, что из этой пещеры вроде ведет один вполне приличный лаз. Его имел ввиду дерзкий тать, когда намекал на возможность спасения? Скорее всего, поелику дыра наверху со скрипом слилась с окружающим мраком, подобно затянутой тучами Луне. Даже если и теплилась идея вернуться сквозь нее в мир, теперь ее пришлось отринуть.

– Черт, – услыхал он шепот механика. – Будь прокляты мой план и я сам! Бедная, бедная Манефа… Черт, больно-то как. Тихон, убей меня прямо здесь.

– Нет, сперва я помогу тебе перевязать рану, буде ты еще жизненной силы не лишился. Снимай аби, порвем и пустим его на бинты.

– К чему продлять страдания, брат? Это ведь из-за меня мы днесь погибнем словно крысы. Так хоть отомсти мне сторицею, покуда я жив.

– Молчи и рви аби, дружище. Ты еще выведешь нас на волю, я верю.

Наконец он на ощупь подобрался к товарищу и с его помощью изорвал на полосы окровавленную одежду. Бог знает, сколько времени и усилий потребовалось от них, чтобы перетянуть рану. По счастью, кровь и так уже почти не сочилась из нее – видно, порез оказался не слишком глубоким. Тем не менее мучения он причинял изрядные, о чем свидетельствовал скрип Акинфиевых зубов и его редкие стоны.

Чтобы закрепить повязку, они также пустили в ход и аби Тихона, тогда лишь стало более-менее покойно за ее сохранность.

– Да ведь я все одно не смогу идти, – печально молвил ученый после всех трудов.

– Почему же?

– Ногу подвернул, когда упал… Tous les efforts sont vain, l'ami[25].

– Прекрати хныкать! Покажи, где вывих.

Он нащупал сапог Акинфия и пошевелил ступню, добившись короткого вскрика. А затем неожиданно дернул ногу товарища на себя, как когда-то учил его отец – будто бы кости при этом, ежели они потеряли должную связь, непременно обретут правильное положение и вернут человеку подвижность.

– Акинфий, – позвал поэт, – ты жив?

Добравшись до лица товарища, он нащупал его мокрый от пота лоб. Механик тяжело дышал, будто ему не хватало воздуха. Хотя в этой пещере, как ни странно, ощущался его ток, имелся даже отзвук прохладной влажности, характерный для проточных вод.