Дело марсианцев

– О вашем же благе пекусь, бестолковый вы человек! Ах, юноша, юноша, вам бы о женитьбе подумать, о детях, а вы чем занимаетесь? Марсианцы!.. А хотите, я стихотворение о желто-красных листьях опубликую? – в порыве великодушия воскликнул отставной полковник. – Как они там шумят и все такое? И денег за него гривенник дам.

– Честь мне дороже, – отрезал Тихон и стянул со стола донесение.

Он уже вполне понял, что рассказывать Толбукину о подозрениях в адрес Дидимова бесполезно. Даже если Матвей Степанович внемлет гласу поэта и проникнется опасностью, что нависла над князем Санковичем, напечатать непроверенные и опасные домыслы Тихона он не позволит. А таким выдумкам про мысленные разговоры с марсианцами поверят только совсем уж незатейливые люди, просвещенный же Предводитель дворянства не таков. Он лишь посмеется над поэтом или, того хуже, публично потребует от него объяснений в пустозвонстве и поминании своего имени всуе аккурат накануне выборов.

А вот супруга его, на редкость суеверная и притом деятельная матрона, может и поверить… Если бы довести до нее предостережение! Она тогда гору свернет, дабы князя от инопланетного лиха оборонить, лично гарнизон под ружье поставит. А бравый Антиох Санкович, в прошлом боевой генерал, не таков, чтобы пугаться каких-то марсианцев…

Надобно найти улики против Петра Дидимова, иначе с коварным заводчиком не сладить – и покатятся тогда по улицам Епанчина его механические чудища, заревут словно адовы звери и заплюют улицы огненными ядрами. Куда там императорскому гарнизону! Почитай, свою карманную империю в одночасье создаст, и губернатор ему не помешает.

Граф Балиор сам испугался подобных мыслей и в ужасе отринул их.

– Мог бы и сразу догадаться, что заметкой не отделаешься, – вполголоса сказал он себе. – Легких путей ищем, сударь?

– Что это вы там бормочете? – испугался Толбукин. – Точно не желаете вирши опубликовать? Я бы с удовольствием!

– Со стихотворством покончено, сударь. Я принял твердое решение более не слагать виршей и тем более не докучать ими занятым людям вроде вас.

– Жаль, жаль… А то женушка моя чуть не каждый день спрашивает – не принес ли господин Балиор новое эротическое творение? В альбом переписывает, надо же!

– Довольно, Матвей Степанович, недосуг мне светские разговоры вести…

Тихон поправил черный парик и проверил, крепко ли сидит на подбородке накладная борода.

– И куда же вы нынче?

– В Управу пойду, к Буженинову. Мой долг как дворянина помешать преступлению, даже если его пришлецы замыслили.

– Что ж, удачи, – с некоторым ошеломлением проговорил Толбукин. – Берегитесь только, как бы вас в дом призрения не упекли…

Возразить на такое было нечего, да Тихон и не собирался далее терять в типографии время. Откланявшись, он миновал приемную с испуганным секретарем и вышел на улицу. Ехать или нет в таком странном виде к полковнику? Вот в чем был вопрос. Пожалуй, явись поэт в черном парике и с бородою, Буженинов действительно заподозрит графа Балиора в помешательстве.

И тем не менее попытаться стоило. Поэт вскочил в седло и направил коня прямиком к жандармской Управе. Не доезжая квартала, он свернул в боковой проулок между купеческими домами – в одном из таких темных лазов он схлестнулся на днях с экзекутором Накладовым. Как-то поживает проклятый «фальшивомонетчик»? Даже колено у Тихона заныло от такого гадкого воспоминания.

Дорогу он себе удлинил, однако получил возможность спокойно стянуть с головы парик и бороду. На замену им из седельной сумы явился привычный la financière и шляпа à la Suisse. Граф Балиор приобрел пристойный вид, в котором было не так опасно являться к Буженинову – разве что яркие не по сезону сапоги еще бросались в глаза.

Тихон защипнул понюшку из кисета, перекрестился и выехал на улицу. Жандарм при входе в Управу встретил его почти как родного, но на алые ботфорты покосился с недоумением.

– А господина полковника еще нет, – отрапортовал он.

– Вот те раз!

– Изволите подождать?

Однако ждать не пришлось – буквально тотчас же послышался скрип колес и понукания извозчика, и к подъезду Управы подкатила карета доблестного полковника. Вид его был неважен. Наверное, накануне у коменданта случился пышный ужин с возлияниями, вот он и страдал несколько от мигрени.

– Опять вы, граф? – поморщился Буженинов при виде посетителя. – С интересом о ходе следствия? Si cela vous intéresse, Manefá jusqu'à ce que ont trouvé…[51]

– У меня есть важные сведения по этому вопросу.

– Неужто? Ну, тогда другое дело, проходите, – вздохнул полковник и потер виски со страдальческим лицом.

В кабинете он первым делом потребовал у адъютанта стакан ледяной воды, сам же припал к табакерке и долго дышал над нею.

– Выкладывайте, Тихон Иванович, что удалось разузнать у Струйских? Вы ведь туда ездили с расспросами, коли я правильно запомнил. Видели они воздухолет с девицею?