Дело молодых

Ну да, ну да. Проставки тут, проставки сям, разнеможные амортизаторы с длинным ходом… А вот и последствия: лонжерон треснул над гнездом пружины, и хорошо так разошёлся — палец ещё не всунешь, но отвёртка уже влезет. Жёсткость потеряна, передок сам себя рулит отдельно от машины, вот её и тащит с курса. Перестарался кто-то с лифтом и аксессуарами. Тут одна лебёдка с таранным бампером килограммов пятьдесят весит, плюс защита моста — всё это повисло на передке, подвеска лифтованная жёсткая, скакнёшь на такой с трамплинчика в лихом джиперском угаре — и опаньки, лонжерону конец. Не стоит из кроссовера сверхпроходимца городить, не на что в нём опереться. Тут рама настоящая нужна.

— Что, совсем жопа? — расстроился Пётр.

— Ну, в принципе, излечимо… — задумался я. — Раскидать передок до кузова, проварить лонжерон с накладками, обварить, усилить… Но всё равно, экстремальные подвиги уже не для неё, слабое место будет. Только это кусок работы — дня на три, если упереться.

— Да, эт херово… Нам же надо… — он осёкся. — Ладно, пусть Андрюха думает, на то он и начальник.

Поставил колесо назад, ещё раз помянув добрым словом мегаломанию тюнингаторов, прикрутил. Опустив, затянул гайки.

— Своим ходом-то пойдёт? — спросил Пётр.

— Пойдёт, если не быстро и аккуратно. Слушай, а где бы тут руки помыть? И вообще помыться? Я санузла обыскался сегодня…

— А, — засмеялся Пётр, — ты просто приколов местных не знаешь! Пошли, покажу!

Я взял из рюкзака свежее бельё и полотенце, прихватил шампунь и отправился за Петром в дом. За нами тенью тащилась Криспи, которая всё это время так и простояла, глядя, вероятно, на мой торчащий из-под переднего крыла Нивы зад. Тьфу на неё.

Пётр отвёл меня обратно комнату и там торжественно, несколько рисуясь, дёрнул вверх незаправленную кровать. Та неожиданно поднялась вертикально, а бельё на ней стремительно смоталось вниз в компактный рулон и исчезло где-то в полу. Сама кровать втянулась в стену в углу, а на её место выехал прозрачный стеклянный сектор, где за стеклом гордо стоял унитаз, а вверху красовался душевой распылитель. По крайней мере, он был на него похож.

— Это, получается, захотел ночью встать поссать — кровать собирай?

— Ага, — подтвердил Пётр, — так у них тут устроено. Хрен его знает, почему. Потом задвинешь это вот так, — он показал жестом куда нажимать, — и кровать появится снова, уже заправленная чистым. Да, душ включать — на стене пластина. Ведёшь влево — холоднее, вправо — теплее. Со сральником сам разберёшься, дело нехитрое. Спускайся потом вниз, как раз все на завтрак соберутся.

Пётр ушёл, а вот Криспи — нет. Так и торчала посередине комнаты, сверля меня взглядом. Я не то чтобы очень стеснительный, но тужиться на унитазе под пристальным взглядом девушки, какой бы ёбнутой она ни была, это как-то не по мне. Стеклянный санузел, знаете ли, не для компаний.

— Иди отсюда, а? — попросил я её без особой надежды. — Дай посрать по-человечески? Без зрителей?

Нет, стоит, глазищами зыркает. И что с ней делать? Нашла себе цирк. Показал жестами, уж как мог: «вали отсюда, вон там дверь» — не реагирует. Да что ж такое? Взял её осторожно за плечи, повлёк к двери — клянусь, вообще без малейшего насилия! Буквально обозначил направление, никак не мог сделать больно! Но Криспи вдруг взвыла дурниной, как будто я её раскалённым железом прижёг, и, рванувшись, вылетела в дверь, которая, однако, успела перед ней распахнуться сама. Передо мной, кстати, не распахивалась, я руками открывал!

Топот и подвывания удалились куда-то вглубь дома, дверь закрылась и я, убедившись, что всё успокоилось, перешёл, наконец, к гигиеническим процедурам. Нет, никогда мне не понять женщин — даже если у них вместо мозгов подгорелая манная каша.

Спустившись вниз, обнаружил всю компанию за столом. Я-то уже позавтракал, а они только начинали наворачивать — остатки вчерашнего мяса, сухие хлебцы, сыр… В общем, сухомятка. Я, пожалуй, только выиграл, обойдясь своими запасами. Все были одеты по-походному, даже Пётр переоделся в военные штаны, берцы и разгрузку поверх майки цвета хаки. Только горец по-прежнему был в чёрной клёпаной коже, но может у них так принято. У всех пистолеты, все деловиты и собраны, едят быстро — чувствуется, что вот-вот пора выступать.

— А что это Криспи там завывала? — поинтересовался Андрей, не прекращая жевать. — Обидел чем?

— Это любовь! — заржал в ответ Пётр. — Она в него втрескалась! Ходит по пятам и глаз не сводит! Ну, точно любовь!

Я только плечами пожал:

— Не знаю, что это с ней. С ночи проходу не даёт, а как попробовал из комнаты выставить — завыла, как сирена и удрала куда-то.

— А, ну это, наверное, потому, что она раньше в этой комнате спала, где тебя положили. Решила, небось, что тебя ей подарили, — Андрей тоже веселился вовсю, — а ты её выпроваживать… Конечно, барышня расстроилась, а кто бы не расстроился?

Теперь уже ржали все. Развлекались, за мой-то счёт.

— А хочешь, я её тебе отдам? — неожиданно сказал Андрей, да так серьёзно, что я прям испугался.

— Чего? Ты офигел? Что я с ней делать буду?