«Дело» Нарбута-Колченогого

Поздравляю тебя, маленькая моя Синичка, с Новым годом и – ты понимаешь, родненькая! – желаю тебе всего наилучшего, всего самого доброго, самого счастливого в свете, мама моя, такая близенькая-близенькая, такая далёкая-далёкая! Давай условимся, Мусенька: в 12 ч[асов] ночи 31/XII ты подумаешь обо мне (у нас тогда будет около 8 час[ов] утра 1/1), а я то же сделаю и сам (у тебя тогда будет на часах, примерно, 4–4 1/2 час[ов] дня 31 декабря. Мы ведь живём несколько впереди). Хорошо, мордочка? Так и встретим этот наш 2-й в разлуке, одинокий такой год… Поздравляю тебя заранее, потому что это – едва и не последнее перед закрытием навигации моё письмо. Дальше можно поддерживать только телеграфную связь (точный адрес, – вверху письма адрес на всякий случай, – сообщу по прибытии на постоянную командировку), я буду пользоваться ей, по возможности, полно; о том же умоляю и тебя, голубчик. Береги себя, своё здоровье – ради, хотя бы, меня, мама. Крепко, крепко, как только могу, обнимаю и целую тебя 1/XII.

5.

(Без даты.)

Мамочка моя родненькая, солнышко моё золотое! Прощай до весны: это моё последнее письмо к тебе в 1937 г[оду]. Навигация закрывается, остается только телеграф. Сердце мое болит, когда я не получаю ни писем, ни телеграмм от тебя. А уже больше месяца нет от тебя вестей. Жду не дождусь отправки на постоянную командировку, там, может быть, получу что-либо от тебя.

К первому же весеннему пароходу пошлю тебе длинное письмо. И ты, голубчик мой маленький, заготовь такое же уже в конце февраля и пошли: пока дойдёт, из Владивостока отправится пароход. Родная моя и близкая мне, единственный мой друг в мире! Помни, что и телеграммы – тоже почти что письма (особенно – с твоей стороны). Всегда сообщай мне о своём здоровье – самое главное.

Мамуля моя, если будешь посылать когда-либо ещё посылки (я пока получил только первые), то обшивай их сверх ящика в прочную материю, прошнуровывай.

Посылки приходят на командировку, как говорят, примерно, через 2 месяца. Поэтому 1-ю, по весне, посылку – можно послать, как и письмо, во 2-й половине февраля (до Владивостока – 15 дней пути). В посылке – самое важное: побольше – сахару, изюму (такого, как ты прислала, без косточек); леденцов фруктовых (вообще, конфет без бумажек); затем – топлёного жира (какого хочешь). Если захочешь ещё что-либо, то вспомни про сухие мятные (белые) пряники, также – сушки. Может, что-нибудь есть в восточном магазине (нескоропортящееся). Жидкость, если будет, обязательно наливай в бутылочки с притёртой, герметической пробкой: ведь всё вскрывают, а дальше – жидкость проливается. С рюкзаком у меня – беда: в бане, на дезинфекции перегорели ремни. Если будет возможность, родненькая, вышли мне, пожалуйста, ещё один, покрепче (на пуд), на матерчатых тяжах (они на кольцах), очень прочный и побольше размером. Ещё, может, понадобятся: ручка и перья, конверты, глянцевая бумага, а также – алюминиевые чашка-кружка (на 1/2 литра, примерно) и 2 глубоких мисочки. Вот и всё…

Сердце обливается слезами – при мысли, что уже нельзя писать самому близкому на свете существу, что надо ждать весны. Буду ждать тебя терпеливо, бесценное моё солнышко. Крепко, крепко целую. Обнимаю мою Симусю, мою девочку – как только могу.

6.

9 марта 1938 г. «Стан Оротукан», ДВК, Бухта Нагаево.

Здравствуй, здравствуй, моя родненькая, моя Симуся дорогая, мой любимый, самый-самый близкий дружок, мой единственный мальчик!

Так давно, почти 4 месяца, не писал тебе, не имел возможности. Целая вечность – эта зима, эта холодная предполярная ночь – которая уже кончается, этот холод и морозы… Да и от тебя я почти не получал вестей (не считая 2-х писем, пересланных сюда из Владивостока, и 3-х телеграмм, пересланных из Магадана (бухта Нагаево). Как ты живёшь, маленькая, что делаешь, как работаешь? Последнее письмо от тебя (№ 5 от конца ноября пр[ошлого] года) очень скудно осветило мне твою жизнь. А мне, понятно, хочется знать о тебе возможно больше, – ведь я живу, мордочка, только тобой, только встречей будущей с тобой; моя родненькая… Ты телеграфируешь всё время, что здорова, – а из ноябрьского письма я вдруг узнаю, что ты лечишься! Как же так, мамуся, я очень беспокоюсь за тебя, волнуюсь. Я хочу, чтобы ты, Симусенька, как следует смотрела за собою – хотя бы ради меня, ради нашей будущей жизни. Я прошу, я умоляю тебя смотреть за своим здоровьем – так как бы я стоял возле тебя. Помни, что я всегда мысленно с тобою, что, как никогда, я только твой. Поступай же так, как если бы мы были вместе. Хорошо, моя маленькая, мой любимчик дорогой?..