Дело Нины С.

7 августа 1990 года Я на море, в Дембках, с моим внуком; погода стоит отличная, почти весь день светит солнце, небо безоблачное, поэтому мы много времени проводим на пляже. Пётрусь занимается возведением крепостей из песка, я сижу в шезлонге со стопкой бумаги на коленях и пишу последние страницы романа, которому дам название «Письма с рампы». В течение этого года я много работала, испытывая попеременно то эйфорию, то сомнения. Бывали моменты, когда я хотела все сжечь, мне казалось, что я никогда не доберусь до конца, что книга меня разрушает, отнимает силы. Но каждый очередной кризис благополучно проходил, и я возвращалась к работе. Мне помог случай. В одном из варшавских букинистических магазинов я наткнулась на книгу, изданную государственным издательством и озаглавленную «Португальские письма». Чтение их настолько распалило мое воображение, что я бросилась писать. «Португальские письма» впервые были напечатаны в тысяча шестьсот шестьдесят девятом году в Париже. Они были адресованы некоему аристократу, а писала их обезумевшая от любви монахиня, Мариана Алькофорадо. Ее перу принадлежат «Португальские письма», а моему – еврейские; отличало, однако, их то, что первые писала монашка, а вторые – юная проститутка, но и та, и другая – любимому мужчине.

«Я почти не спала в ту ночь, гетто вновь заплясало у меня перед глазами… Ты давно уже спал, а оно кружилось все быстрей и быстрей – в какой-то чудовищной кадрили смерти. Я видела себя ту, расчлененную на части, сверкали мои распростертые бедра, мои растянутые в улыбке губы, а в них словно кровоточащий язык… И они, эти мужчины… каждый из них так хотел меня, так дрожали их руки, чтобы только прикоснуться ко мне, убедиться, что моя молодость – не обман. Упруга ли грудь, достаточно ли выпуклы соски и в состоянии ли молодость моего лона дать им то вожделенное наслаждение и забытье? Они хотели также, чтобы к ним прикасались мои руки… Мои пальцы блуждали по их истощенным телам, по их обвисшей коже либо залежам жира… обхватывали их яички, ласкали их члены, приобретающие твердость либо безнадежно увядшие… Как я всему этому научилась, чтобы успеть с точностью до минуты? На четырнадцатой минуте я ложилась навзничь и разводила бедра, часы в моем мозгу начинали отсчитывать секунды…»

– Нина! – слышу я свое имя и внезапно, вместо улиц гетто, трупов, прикрытых газетами, на тротуарах, я вижу песок и море.

На меня смотрят чистые глаза ребенка. «Не доверяй людям…» – хотела бы я сказать, но лишь прижимаю внука к себе.

– Я хочу есть, – говорит он, высвобождаясь из моих объятий.

– Тогда идем обедать.

Я поднимаюсь с шезлонга, кладу в корзинку рядом с кремом для загара и щеткой для волос пачку разрозненных листов бумаги, на которых пытаюсь воссоздать минувшее время – время смерти.

Комиссар подумал, что должен прочитать эту книгу. У него было предчувствие, что в «Письмах с рампы» Нина С. описала также свою боль и страх…