Дело о бархатных коготках

— Эта проститутка с невинной мордочкой. — Карл с трудом повернул к сержанту голову. — Его жена.

Хоффман взял его под руку и обратился к Мейсону.

— Мейсон, будьте так добры, выключите двигатель и погасите фары.

Карл Гриффин остановился и неуверенно повернулся назад.

— И с-смени ш-шину, — сказал он. — П-правую п-переднюю. Я ехал н-несколько миль на ободе. Н-нужно сменить.

Мейсон выключил мотор и фары, захлопнул дверцы, после чего быстро двинулся вперед за Хоффманом и молодым человеком, повисшем на руке полицейского. Он успел еще открыть перед ним входную дверь.

При свете, в прихожей, Карл Гриффин оказался довольно красивым молодым человеком, несмотря на раскрасневшееся от алкоголя лицо, отмеченное разгульной жизнью. Глаза у него были опухшие и налитые кровью, но осанка была врожденная, выражающая достоинство и воспитание светского человека, умеющего приспособиться к любой ситуации.

Хоффман обернулся к молодому человеку и критично осмотрел его с головы до ног.

— Сколько времени вам нужно для того, чтобы протрезветь, Гриффин? Мы хотим с вами поговорить.

Гриффин кивнул головой.

— М-минуточку. Сейчас буду трезвым.

Он отодвинул сержанта в сторону и, пошатываясь, исчез в дверях туалета. Хоффман посмотрел на Мейсона.

— Пьяный вдрызг, — заметил Мейсон.

— Факт, — согласился Хоффман. — Но для него это не впервые, у него есть опыт. Он вел машину в гору, по скользкой дороге, к тому же со спущенной шиной.

— Да, он должен хорошо уметь водить машину, — признал Мейсон.

— Любят друг друга с Евой Белтер, как кошка собаку, — сказал сержант Хоффман.

— Вы думаете о том, что он сказал о ней?

— Конечно. О чем еще я мог думать?

— Он пьян, — резонно заметил Мейсон. — Вы ведь не будете, надеюсь, подозревать приличную женщину на основании бессмысленного замечания пьяного человека?

— Да, он пьян, но машину привел целую. Может быть, умеет также и трезво думать, несмотря на то, что пьян.

Мейсон пожал плечами.

— Ладно, пусть будет так, — отнесся он к этому с пренебрежением.

Из туалета донеслись приглушенные звуки рвоты.

— Могу спорить, что он протрезвеет, — снова начал сержант, взглянув на Мейсона недоверчивым взглядом, — и трезвый повторит то же самое.

— А я спорю, что будет пьян ничуть не меньше, — ответил Мейсон. — Даже если будет казаться трезвым. Такие люди могут кого угодно ввести в заблуждение, когда выпьют. Они ведут себя вроде бы трезво, а в действительности понятия не имеют, что делают и говорят.

Хоффман посмотрел на адвоката и улыбнулся:

— Что вы говорите, мистер Мейсон? Неужели вы заранее стараетесь дискредитировать его показания?

— Ничего такого я не сказал.

— Конечно, не сказали, — расхохотался Хоффман. — По крайней мере, прямо не сказали.

— Ему сейчас не повредила бы чашечка крепкого кофе, — подсказал Мейсон. — Пойду на кухню, посмотрю…

— В кухне должна быть экономка, — подхватил Хоффман. — Вы не обижайтесь, мистер Мейсон, но я хотел бы поговорить с Карлом наедине. Я не совсем четко представляю вашу роль в этом деле. Мне кажется, что вы одновременно и адвокат, и друг семьи.

— Я не барышня, чтобы обижаться, — ответил Мейсон. — Я прекрасно понимаю ваше положение, господин сержант, работа есть работа. Но раз уж я здесь нахожусь, то я останусь. У меня тоже работа.

Хоффман кивнул головой.

— Вы должны найти экономку на кухне. Ее зовут миссис Вейт. Мы уже допросили и ее, и ее дочь. Идите и попросите приготовить кофе. Много кофе, потому что парням наверху оно пригодиться точно так же, как и этому нетрезвому типчику.

— Постараюсь, — сказал Мейсон.

Он прошел через раздвижные двери из салона в столовую, толкнул дверь в буфетную и оттуда вошел в кухню, которая оказалась огромной и была ярко освещена. У стола сидели две женщины. Они сдвинули стулья с прямыми спинками и сидели рядом, разговаривая тихими голосами. Когда Перри Мейсон вошел, они резко замолчали и подняли на него глаза.

Старшей женщине было под пятьдесят: припорошенные сединой волосы, черные, матовые глаза, посаженные так глубоко, что тени глазниц совершенно скрывали их выражение. У нее было продолговатое лицо, тонкие стиснутые губы и широкие скулы. Черное платье еще больше старило ее.

Вторая была значительно моложе, самое большее в возрасте двадцати двух лет, с волосами черными как смола, и очень блестящими черными глазами, пламенный блеск которых странно контрастировал с матовостью глубоко посаженных глаз старшей женщины. Губы у младшей были полные и ярко-красные, лицо умело нарумянено и припудрено, брови тонкие, черные, хорошего рисунка, ресницы длинные.

— Миссис Вейт? — спросил Мейсон, обращаясь к старшей женщине.

Она кивнула головой, не раскрывая стиснутых губ. Сидящая рядом с ней девушка отозвалась глубоким грудным голосом:

— Я Нора Вейт, ее дочь. Что вы хотите? Матушка совершенно выбита из равновесия.

— Да, я знаю, — с сочувствием сказал Мейсон. — Я пришел спросить, не могли бы вы приготовить немного кофе. Как раз вернулся Карл Гриффин, и мне кажется, что чашка крепкого кофе очень бы ему пригодилась. Кроме того, наверху несколько полицейских ведут расследование и так же охотно выпили бы кофе.