Нора Вейт сорвалась со стула.
— Ну, конечно. Правда, матушка?
Она взглянула на старшую женщину, которая снова кивнула.
— Я этим займусь, — сказала Нора Вейт.
— Нет, — отозвалась мать сухим, как шелест кукурузы, голосом. — Я сама этим займусь. Ты не знаешь, где что находится.
Она отодвинула стул и прошла на другую сторону кухни, к буфету. Открыв дверцу, она достала громадную кофемолку и коробку. На ее лице не отражалось никаких чувств, но она двигалась так, словно очень устала. У нее была плоская грудь, плоские бедра и плоские стопы, которые лишали ее шаги эластичности. В ее поведении сквозили уныние и подавленность.
Девушка повернулась к Мейсону и улыбнулась ему полными, красивыми губами.
— Вы из полиции? — спросила она.
Мейсон покачал головой.
— Нет, я адвокат Перри Мейсон и здесь по просьбе миссис Белтер. Это я вызвал полицию.
— А-а, — сказала Нора Вейт. — Я слышала о вас.
Мейсон повернулся к ее матери.
— Вы неважно себя чувствуете, может быть, лучше мне заварить кофе? — предложил он.
— Нет, — ответила она таким же сухим, бесцветным голосом. — Я справлюсь.
Она насыпала в емкость кофе, налила в кофеварку воды и, подойдя к кухонной плите, зажгла газ. Некоторое время она смотрела на кофеварку, а потом все тем же тяжелым шагом вернулась к своему стулу. Села, сплела руки на коленях и застыла, уставив неподвижный взгляд в стол.
Нора Вейт подняла взгляд на Мейсона.
— Боже, это было ужасно!
Мейсон кивнул.
— Вы не слышали выстрела? — спросил он между прочим.
Девушка покачала головой:
— Нет, я спала как убитая. Откровенно говоря, я проснулась только тогда, когда пришел один из полицейских. Они позвали матушку наверх и, наверное, вообще не знали, что я сплю в соседней комнате. Они хотели осмотреть служебные помещения, пока матушка находилась наверху. Я проснулась и вижу, что рядом с моей постелью стоит какой-то мужчина и пялится на меня.
Она опустила глаза и тихо захихикала, давая понять, что не считает приключение особенно неприятным.
— И что? — спросил Мейсон.
— Они вели себя так, точно поймали меня с дымящимся револьвером в руке. Велели мне одеться, не спускали с меня глаз даже тогда, когда я одевалась. Потом взяли меня наверх, на допрос.
— И что вы им сказали? — заинтересовался Мейсон.
— Правду. Что я легла спать и сразу же заснула, а когда проснулась, то этот полицейский стоял рядом с моей постелью и пялился. — Довольная собой, она через минуту добавила: — Они мне поверили.
Ее мать продолжала сидеть сплетя руки на коленях и уткнув взгляд в стол.
— И вы ничего не видели и не слышали? — продолжал расспрашивать Мейсон.
— Ничегошеньки.
— И ни о чем не догадываетесь?
— Ни о чем, — встряхнула она головой, — что можно было бы повторить вслух.
— А то, — кинул он на нее острый взгляд, — что не годиться для повторения?
— Конечно, — кивнула она, — я здесь только неделю, но за это время…
— Нора! — оборвала ее мать голосом, который вдруг потерял свою сухость и прогремел как хлопок кнутом.
Девушка умолкла, Перри Мейсон бросил взгляд на мать. Та даже не подняла глаз от стола, когда он обратился к ней:
— Вы также ничего не слышали, миссис Вейт?
— Я здесь прислуга. Ничего не вижу, ничего не слышу.
— Это очень похвально в вашем положении, пока дело идет о мелочах. Но я не знаю, будет ли полиция придерживаться этого мнения в деле об убийстве, и не будете ли вы вынуждены вспомнить все, что видели и слышали.
— Я ничего не видела, — сказала она, не дрогнув лицом.
— И не слышали?
— Нет.
Мейсон косо посмотрел на нее. Он чувствовал, что женщина что-то скрывает.
— Полицейским вы отвечали так же?
— Кофе сейчас закипит. Может быть, убавите газ, чтобы оно не выкипело?
Мейсон повернулся к плите. Из кофейника начинал подниматься пар.
— Я буду присматривать за кофе, а тем временем хотел бы узнать, отвечали ли вы полицейским таким же образом.
— Каким образом?
— Так же, как сейчас.
— Я сказала им то же самое: что ничего не видела и ничего не слышала.
Нора Вейт захихикала.
— Это версия, от которой матушка не отступится, — заметила она.
— Нора! — обрезала ее мать.
Мейсон не спускал глаз с обеих женщин. Его лицо оставалось совершенно спокойным, только глаза были твердыми и настороженными.
— Вы знаете, миссис Вейт, я адвокат. Если вы можете что-то сказать, то сейчас самое время для этого, лучше не придумаешь.
— М-мм, — ответила бесцветно миссис Вейт.
— Что это значит?
— Я согласна с тем, что лучше не придумаешь.
Минуту царила тишина.
— И что? — спросил Мейсон.
— Мне нечего сказать, — закончила она, по-прежнему глядя в стол.
В эту минуту вода в кофеварке стала булькать. Мейсон убавил пламя.
— Я достану чашки и блюдца, — сказала девушка, срываясь с места.
— Сиди, Нора, — скомандовала ей мать. — Я сама этим займусь. — Она отодвинула стул, подошла к буфету, достала несколько чашек и блюдечек. — Сойдут им и эти.
— Но, матушка, — возразила Нора, — это чашки для шофера и прислуги.
— Ведь это же полицейские. Какая разница?
— Большая разница.
— Это мое дело. Ты знаешь, что сказал хозяин, если бы был жив? Не дал бы им вообще ничего.
— Но он умер, — ответила Нора. — Теперь здесь будет хозяйничать миссис Белтер.