Дело о небрежной нимфе. Показания одноглазой свидетельницы. Дело о пленительном призраке

— Полагаю, что так, но в таком случае женщина, конечно, знала бы, что она уронила его, и…

— Вот именно, — перебил шерифа Мейсон. — Я вижу, вам непременно хочется отстоять вашу точку зрения, так что ладно, согласимся с вами. Но факт остается фактом: кошелек мог быть брошен в воду и кем-нибудь еще, стоявшим на причале?

— Ну да, конечно мог.

— Так вот, значит, вы увидели лежавший на дне кошелек. И что вы затем сделали?

— Достал его.

— Как?

— Войдя за ним в воду.

— Какова там глубина?

— Футов шесть-семь.

— А кто пошел за ним? Вы сами?

— Нет, один из моих выборных депутатов.

— О! — улыбнулся Мейсон. — Вы увидели кошелек, а доставать его послали одного из депутатов?

— Он один из лучших наших пловцов.

— И он вытащил кошелек?

— Да.

— А скажите, шериф, можно ли было по виду этого кошелька определить, когда он был брошен?

— Знаете, вот когда вы заговорили об этом, то скажу, что если вы взглянете на…

— Шериф, — резко перебил его Мейсон, — я настаиваю, чтобы вы отвечали непосредственно на мой вопрос. Настаиваю категорически. Сейчас я говорю только о самом кошельке. Повторяю вопрос: можно ли было по виду этого кошелька определить, когда он был брошен?

— Нет, сэр.

— Он просто лежал там, на песке?

— Ну, он, разумеется, не мог лежать в одном положении долго на песчаном дне.

— Почему, шериф?

— Ну как же, ведь песок все время в движении… приливы и отливы…

— Как долго он мог оставаться там, не будучи покрыт песком? Помните, вы даете показания под присягой, шериф.

— Да я, право… я не знаю…

— Я так и думал, что вы не знаете, — улыбнувшись, сказал Мейсон. — Ну, а поскольку вы совершенно искренне сказали, что по виду кошелька нельзя было определить, когда он был брошен в воду, вы можете только сказать, что он мог быть брошен кем угодно, включая подсудимую, вечером в субботу, до убийства.

— Вы сейчас говорите о кошельке?

— О кошельке, — кивнул Мейсон.

— Ну, если вы хотите ограничиться кошельком, то я согласен, что могло быть и так, как вы говорите, а если коснуться содержимого…

— Сейчас я говорю только о кошельке, — сказал Мейсон.

— Очень хорошо, о кошельке, — согласился шериф.

— Указывало ли что-нибудь на то, что кошелек не мог быть брошен в воду в субботу вечером?

— Да нет, сэр, пожалуй, ничто об этом не говорило.

— Ну вам известно что-нибудь относительно того, что в субботу вечером, еще до убийства, подсудимая приходила в дом мистера Олдера?

— Нет, сэр, мне лично ничего об этом не известно.

— Ну, хорошо, а вообще вам известно что-нибудь об этом инциденте?

— Ваша честь, — перебил Глостер, — я возражаю против показаний шерифа о вещах, которые ему лично неизвестны.

— Совершенно верно, — сказал Мейсон. — Но я думал, что вы, возможно, захотите рано или поздно предъявить суду какие-то факты, так что предъявляйте их сейчас.

— Я намерен предъявить только те факты, — сказал Глостер, — которые указывают, что Джорджа Олдера убила подсудимая. Если и существуют какие-либо другие факты, пусть их предъявляет защита.

— Очень хорошо! — Нахмурив брови, Мейсон на секунду задумался. — Если такова ваша позиция, я останусь в пределах технической необходимости и не буду предъявлять факты, которые могут служить вещественными доказательствами. Но прошу вас делать то же самое, сэр.

Шериф заявил, даже не дожидаясь вопроса:

— Содержимое кошелька указывает, когда он был брошен.

— Содержимое? — переспросил Мейсон.

— Когда мы заглянули в кошелек, — пояснил шериф, — мы нашли в нем газетную вырезку с заметкой, которая была, по-видимому, опубликована в «Экспрессе» за третье число, в утреннем выпуске. Речь шла о краже драгоценностей на пятьдесят тысяч долларов и жалобе Олдера…

— Минутку, шериф! — перебил его Мейсон. — Сама вырезка и есть наилучшее вещественное доказательство, а не ваши воспоминания о ее содержании.

— Очень хорошо, согласен. Вырезка находится здесь.

Мейсон на мгновение заколебался, быстро обдумывая ситуацию, потом сказал:

— Ваша честь, я возражаю против приобщения к уликам и самого кошелька на том основании, что нет определенных данных, указывающих на время, когда он был брошен в воду, и его содержимого на том основании, что они не имеют отношения к делу, неуместны и несущественны, если только, разумеется; среди них нет какого-либо предмета, указывающего на владельца этого кошелька. Особенно я возражаю против оглашения этой газетной вырезки, как и любой другой, ибо возможно, что обвинение воспользуется этим, дабы посеять предубеждение в умах жюри против моей подзащитной.

— Ваша честь, — заметил Глостер, — если содержимое кошелька существенно и важно — а мы настаиваем, что это именно так, — и если в нем содержатся улики, которые защита стремится скрыть от членов жюри, то, конечно, возражение защитника не должно повлиять на решение суда о приобщении кошелька и его содержимого к вещественным доказательствам.

— Дайте мне взглянуть на содержимое, — попросил судья Кэри.

Шериф подал ему конверт.

Судья запустил руку в конверт, пошарил в нем, потом вытряхнул содержимое на свой стол, тщательно перебрал все предметы и, казалось, особенно заинтересовался именно газетной вырезкой.