Дело о плачущем призраке. Дело о беспокойном графе (СИ)

-- Да. Его сиятельство граф Георгий Михайлович Шувалов-Извицкий, заходя в нашу лавку выбрать себе перчатки, любил перекинуться парой слов с Андрюшей, даже когда тот был совсем мальчонкой. А теперь, когда он взрослый, нередко, не чинясь, ведет с ним философские диспуты. И мой сын иной раз побеждает...

В голосе отца звучала сдержанная, но огромная гордость. Кстати, речь была грамотной и красивой – Андрею было, в кого уродиться.

-- Да, это лестно, -- серьезно заметил Александр. – Но последнее время, я думаю, они не спорили, а соглашались друг с другом. Что Георгий Михайлович как убежденный христианин, что Андрей как пропагандист науки – оба ненавидели суеверия и считали нужным бороться с ними.

Григорий в удивлении обернулся к собеседнику.

-- Истинно так. Об этом они последнее время и разговаривали.

-- Тут, наверное, я причиной, -- неожиданно вмешалась Катя. – Я как услышала от Григория Михайловича легенду про призрак Параши, стала сама не своя. Он рассказывал шутливо, а я поверила, к Антонине Афанасьевне сразу побежала. Мне мнилось, наконец-то в реальной жизни появилось чудо – не хуже, чем в романе. Андрэ это очень огорчало, он убеждал меня прямо-таки до хрипоты. Только разве убедишь того, кто не хочет слушать? Я все уши ему прожужжала про Парашу.

-- Дело молодое, барышня, -- пожал плечами Григорий. – Ну, что ж. Маша, зови сюда горюнов.

Пара оборванных, опустившихся бродяг вошли в комнату, подняли тело и вынесли его во двор, поместив на дроги. Зыкины уехали.

Сразу после них засобирались и остальные.

За окном занимался рассвет. Солнце медленно выползало из-за горизонта, все выше поднимая красную сияющую макушку.

-- Ложись и выспись, -- посоветовал Евгению Александр. – Это иллюзия, будто сейчас ты бодр и горы своротишь. Не поспишь – завтра окажешься ни на что не годен. А день предстоит тяжелый. Приезжай к пяти в Осинки. Надеюсь, к тому времени мне будет, что сказать.

Евгений не решился возражать. Ну, как этот Коцебу догадался, что он намеревался любоваться восходом, грустя о смерти Андрея и мечтая о Катиш? Но раз впереди важный день, придется предпочесть романтике кровать.

Проснулся молодой человек от чарующего запаха, щекочущего ноздри. Что это? Вроде бы, жарят мясо... или, скорее, курицу. Свежую, вкусную. Как же он соскучился по нормальной пище! Откуда курица, почему? Неужели бедная Елизавета Николаевна сжалилась над городским дурачком, взяв его под опеку? Ох, как стыдно. У нее своих дел невпроворот.

Живот громко и требовательно заурчал. Поспешно встав и умывшись, Евгений опрометью ринулся в столовую... и застыл на пороге в изумлении.

На стуле сидела Катя, критически осматривая помещение. Напротив в рядок выстроились три служанки.

-- Буфет надо помыть. Смотрите, сколько пыли на завитушках! Учтите, будете лениться – Евгений Павлович наймет вместо вас другую прислугу. В деревне немало трудолюбивых людей, мечтающих об этой работе. Кстати, что это за щербатые тарелки? Унесите и подайте нормальные, из сервиза. И постарайтесь не разбить.

-- Доброе утро, -- радостно поздоровался молодой человек. – Вы здесь. Вы здесь!

Катя очаровательно усмехнулась.

-- Когда я представила, что на завтрак вас ждет хлеб с молоком, мне стало как-то не по себе. Внутренний голос настойчиво твердил, что вам снится горячее и мясное. Проще всего было приготовить курицу. Вы не против?

-- Именно об этом я мечтал всю свою жизнь, -- улыбнулся Евгений.

Пугаясь пошлости, он пытался говорить с налетом иронии, однако твердо знал, что каждое произнесенное слово – чистая правда.

После завтрака – точнее, обеда – молодые люди гуляли в саду, пока не пришла пора отправляться в Осинки.

Кроме Елизаветы Николаевны с Александром, там уже находились Зыкины, Куницыны и Прокофий Васильевич.

Дачники жаловались на пожар.

-- Все-таки глупость русского мужика превосходит всякое разумение! – горячился Станислав Сергеевич. – Не зря я выписал вместе с английской свиньей английского же служителя, чтобы за ней следить. Но у англичан твердые правила – ночью не работать, только днем. Вот и оставили помещение без присмотра. Я был уверен, если хорошенько запереть, беды не случится. Нет, какой-то идиот полез в свинарник с горящей лампой и устроил там пожар. Уму непостижимо – кто, зачем?

-- Она пострадала? – дрожащим голосом осведомился Прокофий Васильевич. – Свинка?

-- Животное живо, однако ценность свою, увы, утратило. На шкуре такие ожоги, что о выставке не может идти и речи. Я вызвал вашего местного врача, но он не помог. Остается пустить свинью на мясо... Если бы вы знали, сколько я за нее отдал, поняли бы, как я сейчас зол.

-- А давайте, я ее у вас куплю, -- вдруг предложил Прокофий Васильевич, хитро прищурившись.

-- Зачем? – удивился Куницын. – Она теперь не представляет ценности.

-- Ничего, неважно. Фросенька все равно красивая.

-- Какая Фросенька?

Собеседник смущенно потупился.