Дело о плачущем призраке. Дело о беспокойном графе (СИ)

-- Люди пострадали? – закашлявшись, выдавил несчастный.

-- Исключительно свиньи, -- хихикнул врач. – Вы не подумайте, что я так отзываюсь о наших славных чиновниках – ничего подобного. Представляете – меня, дипломированного специалиста, выпускника Московского университета, вызвали к самой натуральной свинье! Ей, видите ли, шкуру подпалило. Ну, я вежливо ответил, что ни в свиньях, ни в ослах, ни в других подобных животных не разбираюсь, так что в их доме мне делать нечего. Только вернулся, налил себе чайку – гонец от милой нашей Лизаньки. Ну, тут я не мог не откликнуться.

Сперва Евгений решил, что врач с недосыпу перепутал, потом вдруг сообразил: Лизанька – это Елизавета Николаевна. Да, трудно себе представить...

От облегчения, что все остались целы, страшно захотелось есть. В столовой на столе, как обычно, стоял кувшин с молоком, рядом лежал в сухарнице каравай, прикрытый кружевной салфеткой.

-- Будете? – предложил Евгений гостям.

Но врач с Александром, склонившись над телом Андрея Зыкина, увлеченно тарабанили что-то на своем птичьем языке о костях и кровотечениях.

Евгений сел за стол, отломил краюху, налил в кружку молока и принялся жадно есть.

В этот момент дверь распахнулась, и вошли трое – простоватого вида незнакомый мужчина лет пятидесяти, Елизавета Николаевна и... и Катиш. Не в белом и не в черном, а в милом хлопковом платьице, столь уместном в деревне.

Молодой человек поперхнулся молоком. Катиш молча и строго на него смотрела, и он, не зная, что предпринять, жалобно пролепетал:

-- Хотите? Вкусное. Я все время им питаюсь.

-- Что значит – все время? – удивилась Катиш. – Не только же молоком, правда?

-- С хлебом, -- пояснил Евгений. – Беру со стола и ем. Такого хлеба в Москве нет...

-- А на обед? – настаивала девушка.

-- И на обед тоже. Я не знаю, где брать другую еду. А слуг спрашивать неудобно. У них наверняка много других дел. Да мне и так хорошо!

Ему действительно было хорошо – ведь рядом была Катиш.

-- А на телеге вы всюду раскатываете, поскольку стесняетесь потребовать ландо? – осторожно осведомилась девушка.

Евгению стало стыдно, но врать любимой он не посмел.

-- Да, -- мучительно краснея, признался он.

Собеседница окинула его странным долгим взглядом... В нем были удивление, жалость, насмешка – и что-то еще... не нежность ли? Или ему почудилось?

-- Ясно, -- коротко произнесла она. – Маша, иди сюда. Видишь, гости? Пять человек плюс Евгений Павлович. Как с делами разберутся, захотят чаю и перекусить. Беги, распорядись – как раз ко времени поспеет. Нет, я пойду с тобой. Где у вас кладовая? Надеюсь, кухарку уже разбудили?

Евгению казалось, здесь какое-то колдовство. Мимоходом решить проблемы, которые ему представлялись сложными, как восхождение на Эверест или кругосветное путешествие на воздушном шаре... да что там, гораздо сложнее! И вот она, юная, трепетная красавица, готова помочь ему, причем делает это с той естественностью и грациозностью, с какою движется или дышит.

-- Елизавета Николаевна, здравствуйте, -- произнес Евгений, когда Катиш скрылась из глаз.

-- Ну, здравствуйте, Евгений Павлович, -- кивнула гостья. – Заметил, наконец, старуху. Оно и верно – молодые тянутся к молодым, это закон жизни. Хотя мы, старики, тоже иногда сгодимся. Вон, решила Катюша выучить итальянский. Я только рада помочь. Головка у нее светлая, хоть и набита всякой дурью. Так мы с нею увлеклись, что она у меня и заночевала. А тут – грустное известие от Сашуры. Бедный Андрюша! Даже не верится. Катюша умница, ушла пока, чтобы не мешать. Я вот тоже сижу здесь с вами, болтаю всякую чушь. Очень уж хочется подойти да начать по-стариковски племянника уму-разуму учить – что он должен делать и как, дабы убийцу Андрюшиного побыстрее найти и наказать. А ведь знаю, что Сашура все это куда лучше меня умеет, и советы мои только навредят. Да и Илларион Венедиктович – врач от Бога, и урядник наш свое дело знает. Пускай поразмышляют без нас.

Неожиданно Евгений понял: непривычная словоохотливость Елизаветы Николаевны, как и практичность Катиш – реакция на шок от смерти Андрея Зыкина. Слабый плачет, а сильный... Сильный пытается что-то исправить в этой жестокой, несправедливой жизни. А еще он отчетливо понял, что Андрея Катиш не любила, хоть и грустит сейчас о нем.

Наконец, Александр с Илларионом Венедиктовичем появились в столовой. Выглядели они, словно пара дуэлянтов, хорошенько пострелявших друг в друга, но в итоге все-таки примирившихся. За ним плелся смущенный урядник.

-- Дело ясное, -- со вздохом сообщил врач. – Неприятно это, но против правды идти не могу. Если бы не Александр Александрович, я бы, наверное, не стал тщательно осматривать тело и поверил в несчастный случай. Однако Андрюшу убили, ударив по затылку. Орудие преступления мы, к сожалению, не нашли. Зато нашли место на втором этаже, где это произошло – там остались следы крови. Потом юношу протащили вниз и уложили, будто он упал и разбился. Только на лестнице он так удариться не мог. Ох, Андрюша-Андрюша... Кому ты перешел дорогу?