Дело о плачущем призраке. Дело о беспокойном графе (СИ)

-- Просто мне кажется, так ее зовут – Фросенька. Я куплю ее у вас по цене мяса... – помешкав, Прокофий Васильевич отчаянно добавил: -- Дороже, гораздо дороже. Подлечу бедняжку... я знаю средства. Шрамы, конечно, останутся, но ожоги заживут. Будут они с Жозефиной сладко кушать на пару да жировать, умницы мои. Вам ведь она не нужна, а, Станислав Сергеевич? Зато мне будет отрада.

-- Да пожалуйста, -- пожал плечами изумленный Куницын. – Увозите хоть сегодня.

-- Сегодня, обязательно сегодня, -- торопливо согласился помещик. – Вот прямо из Осинок к вам и помчимся. Георгий Михайлович уже едет – вон его экипаж. Мы ведь только его ждем, да, Елизавета Николаевна? Что-то нам хотите объявить? Вы уж поспешите, ладно? А то Фросенька заждалась. У нее шкурка болит. Я бальзамчиком ее намажу – и станет бедной Фросеньке легче. Животное, оно тоже чувствует.

Евгений в смущении вздохнул. Ведь он презирал этого человека, считая не способным на истинные переживания! Что-то удивительно трогательное было сейчас в толстом, вульгарном старике, мечтательно глядящем в окно. Не зря Прокофий Васильевич – Катина родня. Надо было сразу сообразить, что дядя подобной девушки не может быть совсем уж никудышным.

Тем временем, опоздавший вылез из коляски.

-- Подагра, -- коротко сообщил Георгий Михайлович, заходя в комнату и склоняя голову в изящном приветствии. – Еле встал с постели. Уж извините.

Он и впрямь выглядел изнуренным, не похожим на себя. Что-то в походке, повадке неуловимо резало Евгению глаз.

-- Редко приходится видеть вас без шпаги, -- серьезно заметил Александр. – С самого детства помню – блестящий гвардеец Шувалов-Извицкий, посмеиваясь над своей слабостью, не расстается с наградным оружием. У вас ведь Аннинская шпага?

-- Что вы, юноша, -- высокомерно возразил Георгий Михайлович. – Аннинскую заслужить было гораздо легче. У меня – настоящая золотая.

Коцебу кивнул.

-- Конечно, вам жаль было ее выкинуть. А взять с собой сюда не захотелось – тошно держать при себе оружие, которым убил человека не в честном бою, а со спины, исподтишка. Вы, наверное, думаете, что кровь можно бесследно отмыть. Но вы отстали от жизни. Сейчас двадцатый век, не девятнадцатый. Наука шагнула далеко вперед. Сделав анализ, мы обнаружим и следы крови, и даже частицы плоти Андрея Зыкина. Поверьте, Георгий Михайлович, вину вашу можно наглядно доказать.

Шувалов вздрогнул, затем криво усмехнулся.

-- Что за чушь вы несете, юноша? Я убил Андрея? Зачем? Чем меня мог задеть этот деревенский мальчик? Я, как и все здесь, делал покупки в лавке его отца – вот все, что могло связывать меня, аристократа, и его, плебея.

Лицо Александра было печально, голос звучал глухо.

-- В том-то и дело, что задеть вас он не мог, он был вам безразличен. А вы ему – нет. С самого детства в нем сохранился восторг перед гвардейским офицером, снисходящем к ребенку из лавки. И вы этим воспользовались. Вы убедили его изобразить призрак. Открыть заслонку устройства, при определенном направлении ветра издающего плачущий звук, вы могли и сами – благо, регулярно наезжали в Бобровичи ради игры в винт. А вот лазить ночами по пыльному театру вам не позволяли достоинство и подагра. Да и стыда не оберешься, если вдруг застанут. Нет, для подобных затей куда больше подходит простодушный пылкий мальчик. Напомнив Катиш легенду о Параше, вы не сомневались, что романтическая девушка будет от нее в восторге и тут же поведает Антонине Афанасьевне. Начало испугу старушки будет положено, а вы окажетесь совершенно не при чем. Андрея увлечение Катиш огорчало. Вы внушили ему, что есть верный способ развенчать миф: продемонстрировать публике призрак, а затем объяснить его реальную природу. Тем более, в театре сохранились механизмы, легко позволяющие это сделать. Андрей согласился. Но результат оказался не тот, что вы ожидали. Антонина Афанасьевна полезла на второй этаж и, в панике оттуда убегая, упала на крутой лестнице, сломав себе шею.

-- И на том спасибо, -- язвительно поблагодарил Георгий Михайлович. – Значит, убивать я никого не хотел, а хотел привести в разум милую Катеньку? Знаете ли, юноша, для этого не нужны подобные сложности. Катенька – внушаемая девочка.

-- Ну, конечно, цель в другом. Развенчание мифа – объяснение для Андрея. А вам требовалось хорошенько напугать Антонину Афанасьевну, чтобы она продала-таки Бобровичи. Она была дама упрямая, но впечатлительная. Любая мелочь могла заставить ее изменить решение. Вы надеялись, что толчком послужит призрак. Однако, слыша плач, старушка лишь гордилась причастностью к легендам старинного рода. Требовалось воздействие посильнее. Потому вы и привлекли Андрея, приказав ему спустить на лебедке куклу, которую Антонина Афанасьевна увидела ночью в окно спальни.

Евгений жадно уставился на Шувалова-Извицкого. Тот был собран, напряжен и немного возбужден, словно перед боем.