Дело о плачущем призраке. Дело о беспокойном графе (СИ)

-- Эти ретрограды умеют лишь одно – копировать внешний облик модели. Но мы, Колебатели основ, поступаем иначе. Мы изображаем внутренний мир. В конце концов, разве важно, какой у гения цвет глаз или рост? Человек ценен не этим.

-- Разумеется, -- кивнул адвокат. – Ваш портрет уникален и сохранится в веках. Вы сказали – Колебатели основ? Так называется ваше течение? А каково ваше имя? Я как ценитель живописи хотел бы его запомнить. Разрешите запоздало представиться: Александр Александрович Коцебу.

-- Михаил Десятников, -- протянул руку молодой человек.

Александр, не колеблясь, ее пожал, тут же напомнив:

-- Колебатели основ – это...

-- Это группа творческих людей самого разного склада. Среди нас есть художники, философы, поэты. Объединяет нас одно – желание разрушить старое и отжившее, заменив новым и прогрессивным. Это относится не только к искусству, но и к морали, быту, общественному устройству. Мы хотим смести все это, как вихрь сметает ненужный хлам.

-- Серьезная задача, -- кивнул адвокат. -- Льва Николаевича вы, вероятно, тоже относите к ненужному хламу?

Михаил неожиданно покраснел, из разнузданного типа мигом превратившись в застенчивого, смущенного юношу.

-- Лев Николаевич – он особенный, -- выдавил он. – Не все в Колосе со мною согласны... они посмеивались, узнав, что я решил сюда приехать. Но книги Льва Николаевича, они... они такие удивительные. Они и через сто лет не покажутся устаревшими, правда? Я почувствовал, что должен, обязательно должен поддержать его, попрощаться с ним.

-- Значит, других членов Колоса здесь нет?

-- Конечно, нет. Что они здесь забыли?

И Десятников, словно устыдившись собственной откровенности, снова стал чиркать в блокноте.

-- Коцебу? – неожиданно встрепенулся старик, подскочив к Александру совсем близко. – Значит, немец? А может, и вовсе жид? Теперь все ясно. Ну, так убирайтесь из России туда, откуда приехали, и не развращайте больше православный народ.

Евгения охватил гнев. Откуда только берутся подобные личности? Как они позорят Россию, тянут ее назад!

-- Мой прапрадед, драматург Август фон Коцебу, прибыл в Россию в тысяча семьсот восемьдесят первом году, -- ледяным тоном поведал адвокат. На его щеке ходил желвак. -- В тысяча восьмисотом он был сослан императором Павлом в Сибирь. Но, прочтя пьесы прапрадеда, император вернул его обратно и даже поручил лично перевести на немецкий язык свой вызов европейским государям. Мой прадед, Мориц Коцебу, совершил путешествие вокруг света на фрегате «Надежда», защищал Россию в нескольких войнах, включая войну с Наполеоном, и дослужился до генерал-лейтенанта. Мне продолжить или уступить слово вам? Позвольте полюбопытствовать, что сделал для России ваш род?

Старик, попятившись, быстро скрылся в толпе.

Глава седьмая,

в которой выясняется, что юные девы не всегда честны

-- Неужели Михаил – убийца? – спросил Красилов, едва друзья отошли в сторонку. – Мне он в итоге даже понравился. Немного смешной, зато искренний.

-- Конечно, он не убивал, -- явно сосредоточенный на чем-то другом, отмахнулся Коцебу. – Прежде всего, с него всю ночь глаз не спускал старик-черносотенец. Шанс, что они сговорились, минимален – вряд ли оба гениальные актеры. Да и не рискнет убийца в двух шагах от едва остывшего трупа кричать, что его организация не признает мораль и общественное устройство. Говоруны не опасны. Особенно если это люди творческие, у которых вся энергия уходит в искусство.

При слове искусство Евгений встрепенулся.

-- Слушай, ты разбираешься в современной живописи? Как ты определил, что на рисунке Десятникова именно портрет Льва Толстого, а не абстрактная чушь? Я бы ни за что не опознал.

-- И никто бы не опознал, -- хмыкнул адвокат. – Но что еще будет рисовать художник в подобной ситуации? Не цветочки же, правда? Ну, вот мы и пришли.

Не без изумления Красилов обнаружил себя на пороге дома Анфимьевны. Вероятно, Александр решил немного отдохнуть после бессонной ночи. Но разве можно прерывать расследование? Надо терпеть.

-- Спасибо, Анфимьевна, чаю не нужно, -- улыбнулся хозяйке Коцебу. – Хочу проведать нашу больную. Как она?

-- Да хуже ей, -- вздохнула Анфимьевна. -- Разметалась совсем, и щеки горят.

-- Кто там? – раздался из комнаты хриплый голос Аси. – Кто, кто?

Постучавшись, друзья зашли в комнату девочки. Она и впрямь выглядела нездоровой – возбужденная, красная, с воспаленными глазами.

Александр, плотно прикрыв за собой дверь, сел на стул.

-- Как провели ночь, Ася?

-- Спала, -- быстро ответила та. – А вы? Что-нибудь случилось?

Лишь тут Евгений сообразил: бедному ребенку еще не рассказали о смерти великого писателя. Она ждет, надеется на лучшее, верит...

-- Умер Лев Николаевич, -- с трудом выдавил он. Было мучительно жаль огорчать больную – но и скрывать страшную правду никак нельзя.

К его удивлению, Ася не проявила ни малейших признаков интереса или горя.

-- Да знаю я, разумеется, -- фыркнула она. – А еще что-нибудь?

-- Разве сейчас кто-то будет обращать внимание на что-нибудь другое? – поспешно встрял Коцебу. – Все столпились у дома Озолина.