Дело о плачущем призраке. Дело о беспокойном графе (СИ)

-- Павел, -- не в силах сопротивляться напору, выдавил темненький студент.

-- Как вы познакомились с Арсением?

-- Его обманула девушка... Саломея Гольдберг...

-- Саломея коварна! – неожиданно завопил Арсений. – Саломея – змея! Саломею убью я! Это сделаю я!

-- Замолчи, -- прошипел Красилов.

Однако юноша вновь с упоением продекламировал:

-- Саломея коварна, Саломея – змея,

Саломею убью я, это сделаю я.

Безумец сам себе подписывает приговор, признаваясь в преступлении!

-- Убьете? – равнодушно уточнил Коцебу. – Когда?

-- На их свадьбе, -- твердо пообещал Кузнецов, фальшиво и тоненько пропев: – Утонешь ты, дева, в день свадьбы своей! И друзья меня поддержат! Павел, ты меня поддержишь?

Павел споткнулся, но адвокат успел его подхватить.

-- Во сколько Арсений присоединился к вашей компании, Павел?

-- Ночью.

-- А точнее?

-- Сразу после трех... возможно, полчетвертого.

Арсений сделал размашистый жест, еле устояв при этом на ногах.

-- Покинув вас, бездушных богатеев, я тут же отправился в народ, где встретил друзей по духу! Они поддержали меня и поняли! Мы вместе прокляли злодейку-Саломею! Пусть ей будет стыдно!

Лишь тут до Евгения дошло.

-- Так вы еще не знаете о смерти? – вырвалось у него.

Несчастный юноша, какой удар ему предстоит!

-- Смерти?

Арсений застыл, подобно соляному столпу.

Больно ткнув Красилова в бок, Коцебу проникновенным тоном известил:

-- Граф Лев Николаевич Толстой скончался сегодня утром в шесть часов пять минут.

Припав к дереву у обочины, Павел зарыдал так отчаянно, словно мир вокруг него в одночасье рухнул.

-- Ох... – тихо и наконец-то осмысленно произнес Арсений. – А я надеялся, что он вечен... честное слово, надеялся...

-- В сторону, быстро! – скомандовал Коцебу, резко толкнув беднягу.

Евгений, не нуждаясь в подобной фамильярности, выполнил команду самостоятельно, и вовремя -- по дороге мчался автомобиль. Проскочив мимо совсем немного, он остановился. Оттуда вывалился невысокий рыжий человек и ринулся прямиком к компании.

-- Доброе утро, Петр Федорович, -- любезно поздоровался адвокат. – Не волнуйтесь, все не так страшно. Асе лучше – кризис болезни миновал. А Арсения можно понять – он тяжело переживает смерть любимого писателя. Скоро протрезвеет и опомнится.

-- Ася... еще и Ася больна? – незнакомец (хотя почему незнакомец? Петр Федорович Кузнецов) аж изменился в лице. – У нее с детства гнойные ангины. Вчера горло воспалилось, мы ее даже в гимназию не пустили. Она сейчас в лихорадке?

-- Это я вам телеграфировал, -- явно недоумевая, объяснил Александр. – Лихорадки почти нет.

-- Телеграфировали? Когда? Я ничего не получал.

-- Ровно в три сорок пять утра.

Кузнецов махнул рукой.

-- В это время я уже давно был в дороге.

Лицо адвоката прояснилось.

-- Так вы выехали не из-за телеграммы? А я удивлялся скорости, с которой вы добрались. Сейчас начало десятого... пять часов от Москвы до Астапова – это был бы рекорд.

Беседуя, парочка ловко вела к автомобилю – Петр Федорович сына, а Александр Павла. Евгений, пошатываясь от усталости, брел следом.

-- Я выехал вечером, -- рассказывал Кузнецов. – Дети пропали, жена места не находит от беспокойства. Да и я нервничаю... наверняка, не послушав меня, рванули-таки в Астапово. Денег у них считай нет, мозгов тоже, зато горячности с лихвой. А тут сейчас опасно, на горячую голову лучше не лезть! Жандармы, черносотенцы, либералы... каждой твари по паре, а в целом взрывчатая смесь. Хорошо, у Арсения есть здравомыслящие друзья, готовые вытащить его из переделки. Спасибо вам за заботу о моем остолопе.

-- Я ведь даже не представился, -- заметил Александр, изящным жестом впихивая Павла на заднее сидение. – Александр Александрович Коцебу, адвокат из Петербурга. А это мой друг и преподаватель Арсения, Евгений Павлович Красилов.

-- Хорошо житье было в штабу,

Когда начальником был Коцебу, -- неожиданно процитировал новый знакомец. -- Козьма Прутков не про вашего ли предка писал?

-- Наверняка, -- улыбнулся адвокат, и Евгений заметил, что тот искренне польщен. – Все Коцебу, живущие в России, в той или иной степени родня. Как же вы рискнули ехать на автомобиле ночью, Петр Федорович? Осень, бездорожье...

-- А что оставалось? Дети в беде... чай, родная кровь – не водица. Я бы и раньше прибыл, да мотор забуксовал в яме – ни туда ни сюда. Кругом ни души, жилья не видно. Промчался навстречу серый Форд-Т, но то ли меня не заметил, то ли спешил... в итоге пришлось шлепать несколько верст до деревни, там нанимать мужиков с лошадьми, чтобы вытащили.

-- Далеко отсюда? – сочувственно уточнил Коцебу.

-- Уже после Ельца, в полной глухомани... верстах в шестидесяти от Астапова. Застрял я около пяти, но пока пытался вытолкнуть автомобиль без чужой помощи, пока тащился в деревню, объяснял им, чего хочу... вот и задержался. Ох, Сеня, видела бы тебя твоя мама... горе горем, но не пей много, тебе нельзя. Ты же в нее пошел, не в меня – хрупкий, как фарфор.

-- Лев Николаевич умер, -- простонал Арсений, привалившись к дверце автомобиля.