Дело о полуночном танце

После этого разговора Корсаков помрачнел еще больше. День, тем временем, клонился к закату, хоть солнце и нельзя было разглядеть за серыми облаками, затянувшими все небо. Владимир сверился с часами и поморщился — беседа со стариком подсказала, что делать дальше, но времени оставалось не так много. Он быстрым шагом направился в сад, столкнувшись на выходе с Платоном Константиновичем.

— Что-то нашли? — поинтересовался молодой князь.

— Стал ближе к разгадке, скажем так, — уклончиво ответил Корсаков. — В саду еще есть старый летний театр?

— Скорее, то, что от него осталось, — усмехнулся Репин. — Его не использовали более 20 лет. По понятным причинам[3]. Вас проводить?

— Будьте любезны.

Развалины театра доживали свой век у высокой стены в дальнем углу сада. Это был классический полукруглый амфитеатр с деревянными сидениями, в котором могло разместиться, по прикидкам Корсакова, человек 20–30. Сцена с провалившимися досками. Изодранные остатки занавеса. В осенних сумерках место смотрелось печально — и, одновременно, довольно зловеще.

— Не думали его разобрать? — спросил Владимир.

— Думали, конечно, — ответил князь. — Дед был против. Зимний театр, тот, что в доме, он переделал под салон, а здешний оставил гнить. Запрещал к нему даже подходить. Я, когда гостил здесь в детстве, конечно, этот запрет нарушал. Сами представляете — для ребенка тут настоящее затерянное царство. Представлял себя гладиатором на арене Колизея. Правда, в конце концов меня тут поймали…

— И что случилось?

— Дед велел выпороть, — поморщился Платон Константинович. — Розгами. За исполнением наказания наблюдал самолично. Отец потом с ним долго не разговаривал.

Высказывать свое мнение по поводу методов воспитания Клавдия Петровича Корсаков не стал. Он извлек из кармана плаща серебряный медальон на цепочке, вытянул вперед руку и свесил украшение вниз, на манер маятника. Репин с интересом следил за его манипуляциями. Владимир, стараясь одновременно и следить за маятником, и смотреть под ноги, начал пробираться к сцене. По мере приближения, медальон раскачивался все сильнее и сильнее.

— Похоже на лозоходство[4], — прокомментировал князь.

— Да, нечто подобное, — проворчал Корсаков, не уточняя, что для лозоходства сгодятся любые палки нужной формы, а свой инструмент он мастерил и калибровал несколько месяцев.

Повинуясь маятнику, Владимир забрался на сцену и, лавируя меж провалами в трухлявом полу, проследовал в закулисье. Должно быть, именно здесь крепостные актеры ждали своего выхода, подгоняемые, несомненно, суровыми балетмейстерами и перспективой получить побои от владельца театра в случае неудачного выступления. Над одним из уцелевших участков пола, медальон принялся раскручиваться против часовой стрелки. Корсаков опустился на колени и, покопавшись в очередном бездонном кармане, достал британский складной нож-«барлоу»[5]. Он поддел лезвием доски и обнаружил под ними небольшое углубление, на дне которого покоился продолговатый черный футляр. Владимир с величайшей осторожностью вытащил его и вынес на свет, чтобы получше разглядеть.

— Что это? — спросил Платон Константинович, подойдя ближе и с интересом разглядывая футляр.

— Судя по всему, перед вами старинная музыкальная шкатулка, — ответил Корсаков. Он аккуратно открыл крышку. Репин подался вперед, ожидая услышать мелодию, однако черная шкатулка молчала.

— Сломана? — расстроенно уточнил князь.

— Не исключено, но у меня другая гипотеза, — задумчиво отозвался Корсаков. — Прислушайтесь.

Он поднял шкатулку, чтобы Репин мог придвинуться поближе. Оба замерли — и в тишине услышали едва различимое тиканье.

— Там что, часы? — удивился Платон Константинович.

— Некий механизм, да, — согласился Корсаков. — Даже рискну предположить, что швейцарский — тамошние мастера замечательно разбираются и в часах, и в музыкальных шкатулках. Работа тонкая, и, несомненно, очень дорогая. Так что, думаю, что шкатулка не сломана, Платон Константинович, а просто играет в урочный час.

— Какой?

— Полночь, — мрачно промолвил Владимир.

* * *

На этот раз Корсаков не стал оборудовать себе наблюдательный пункт — за пять минут до полуночи он просто подошел к фонтану, поставил шкатулку на бортик бассейна и принялся ждать.

Владимир заранее попросил Репина и прибывших с ним слуг удалиться на ночь. Для себя он пока не решил, какую часть истории стоит рассказывать молодому князю, и стоит ли ее упоминать вовсе. Поэтому решил сначала довести дело до конца, а потом уже определиться, какая часть правды прозвучит при их следующей встрече.