Мейсон вошел в приемную тюрьмы. В нос ему ударил тошнотворный запах тюремной дезинфекции. Забранные решетками окна производили угнетающее впечатление на человека, не привычного к этой обстановке.
— Она находится в камере предварительного заключения, — пояснил шериф. — Вон в той половине здания. Их надзирательница — жена начальника тюрьмы. Пройдите в приемную и подождите, пока ее приведут вниз.
Эллен Монтейз появилась минут через пять.
— Чего вы от меня хотите? — спросила она, усаживаясь на стул.
— Помочь вам, если удастся.
— Это невозможно. Я вижу, что увязла так, что не могу пошевелить ни рукой, ни ногой.
Надзирательница сказала:
— Я подожду за дверями.
— И не забудьте поплотнее закрыть двери, — распорядился шериф, — пусть они побеседуют в спокойной обстановке.
Когда дверь закрылась, Мейсон произнес:
— Расскажите мне обо всем.
Ему не понравилось, что Эллен впала в состояние полной депрессии.
— Какой толк, — пробормотала она равнодушно, — наверное, все дело в том, что я была так безмерно счастлива… За все приходится расплачиваться. И потом, зачем так переживать? Единственный человек, которого я любила, убит… И они еще могут обвинять в его смерти меня… Нет, я не стану плакать. Не беспокойтесь. Когда плачут женщины моего возраста, это значит, что они полны симпатии к самой себе, а я не хочу себя жалеть!
— Почему вы уехали от Деллы Стрит?
— Потому что я хотела уничтожить все письма, которые я получила от… от моего мужа, — ответила она с оттенком вызова в голосе.
— В конце концов может оказаться, что он в действительности был вашим законным мужем. Возникли кое-какие сомнения в правомочности их брака с Эллен Уоткинс. Если вы мне поможете, мы сумеем что-то сделать.
— Вы ничего не сможете сделать, — устало ответила Эллен. — Все против меня. Я вам не рассказала о самой страшной улике…
— Что именно?
— Я ездила в горную хижину во вторник шестого числа.
— Зачем?
— Из чистой сентиментальности. Мне никто не поверит, никто не поймет. Наверное, для этого надо быть безумно влюбленной, да еще чтобы любовь пришла после полнейшего разочарования. Я поехала туда потому, что была там так счастлива. Мне хотелось снова почувствовать смолистый запах сосен и атмосферу мира и спокойствия, окружающую дом. Я хотела снова пережить, хотя бы мысленно, те счастливые часы.
— Почему вы не рассказали этого полицейским?
— Кому хочется выставлять себя на посмешище? Из-за этого я и письма его сожгла. Они такие нежные, такие сокровенные, когда читаешь их одна, но когда их читают вслух в суде…
— Но вас там кто-то видел?
— Да, меня задержали за нарушение скорости. Я думаю, что и нарушения-то не было, но этому полицейскому нужно было выполнить дневную норму нарушителей. Я оказалась как раз двадцать пятой… Во всяком случае, он записал номер машины и выписал на мое имя квитанцию со штрафом. Полиция сразу же об этом узнала.
— А пистолет?
— Мой муж просил раздобыть ему оружие.
— Он сказал, зачем?
— Нет, он просто позвонил мне в библиотеку и спросил, нет ли в коллекции пистолета, который бы стрелял. Я ответила, что наверняка не знаю, но, может быть, найдется. И принесла ему этот пистолет. Он сказал, что он ему нужен всего на пару дней.
— Вам его просьба не показалась странной?
— Боже мой, когда любишь, ни о чем не думаешь!
— Так вы вернулись домой, чтобы сжечь его письма?
— Да.
— А не для того, чтобы спрятать патроны?
— Нет.
— Но вы пытались их спрятать, да?
— Когда я приехала туда, мне показалось, что от них стоит отделаться.
— А попугай? Это вы его убили?
— Боже избави, нет! Зачем мне было убивать попугая?
— Но ведь вы наверняка заметили, что птица все время повторяла: «Положи пистолет, Эллен! Не стреляй! Господи, ты меня застрелила!»
— Это не может быть приписано мне… Попугая муж приобрел в зоомагазине в пятницу второго числа. Я не научила птицу ни единому словечку. Да и потом, попугай не был даже вблизи горной хижины.
Неожиданно у нее из глаз заструились слезы.
— Я не могу поверить, просто не могу поверить, что он мог сделать что-то такое, что меня могло обидеть, как-то нарушить мой покой. Он все время думал о моем счастье. Как он был ко мне добр, как нежен и внимателен… и какой у него был изумительный характер.
Мейсон похлопал ее по плечу.
— Не расстраивайтесь так сильно. Поберегите нервы для решающего сражения. Сегодня вечером вам придется предстать перед коллегией коронера.
— Что я должна делать? — спросила она сдержанно. — Нужно, чтобы я ответила, что отказываюсь говорить? Кажется, именно так поступают известные адвокаты, когда идет процесс об убийстве.
— Наоборот, я хочу, чтобы вы честно и откровенно ответили решительно на все вопросы. Независимо от того, в чем они станут вас обвинять и как будут стараться напугать и запутать, вы говорите только правду. Безусловно, это будет пытка, но зато вы выйдете оттуда с гордо поднятой головой.
— Что-то вы переменили свои намерения. Вчера вечером вы пытались спрятать меня от полиции.
— Вовсе не от полиции. А от того, кто убил попугая.
— Что вы имеете в виду?