– Да. Наш Богдан Юрьевич Белов – урожденный Шеляпин. Когда ты сказал, что Красовский был братом Натальи, все встало на свои места. Он отдал племянника в приют – вина Сердецкого в хищениях не была доказана, поэтому официально приговор Шеляпина остался в силе. Мальчик мог вырасти сыном предателя или сиротой. Красовский выбрал второе. Бьюсь об заклад, он организовал Белову протекцию для поступления в корпус. А в бумагах Сердецкого во флигеле я нашел прошение о приеме вахмистра каптенармусом в училище, за подписью и с рекомендациями Красовского.
– То есть он приютил племянника и, в какой-то момент, рассказал ему о том, что на самом деле произошло с его отцом! – заключил Постольский.
– Да… – раздался тихий шепот от постели умирающего. Глаза Красовского были открыты и полны слезами. – Я рассказал ему… Все…
XVIII
– Ты в этом уверен? – грозно спросил полковник Сердецкий.
– Иначе бы не посмел бросать тень на друзей, – с сожалением подтвердил Шеляпин.
Они были одни в командирской палатке. Снаружи опускалась промозглая осенняя ночь, но внутри шло тепло от походной печки. Палатка вообще была на редкость уютной – с железной кроватью под мягким плюшевым одеялом, складным столиком и несколькими полками, забитыми бумагами и всякими безделушками, включая старое зеркальце в красивой серебряной оправе. Занавесь в углу ограждала походный умывальник. Шеляпин бывал здесь редко. Не в пример Панину и Красовскому, да и самому командиру полка, он без устали метался от позиции к позиции, проверяя караулы, планируя разведки и обустраивая оборонительные рубежи. Так что в штаб он являлся для доклада Сердецкому, получения новых указания, да перебросится парой слов с друзьями, если шанс представится. В бытовую сторону полковой жизни Шеляпин не лез, посвящая себя подготовке к грядущим боям. Пожалуй, ни один полковой командир не мог похвастаться более исполнительным и талантливым заместителем.
– Впервые разговоры я услышал от солдат и младших офицеров около месяца назад, – продолжил адъютант. – Естественно, не поверил. Я же знаю, какие у нас проблемы со снабжением. Но со временем шепоты стали только громче, я даже слышал призывы к бунту. Чтобы не допускать дальнейшего распространения слухов, я решил проверить все сам.
– И что ты выяснил? – поторопил друга командир полка.
– Что Панин и Красовский обманывали тебя! Из штабной палатки этого не видно, но полк в бедственном положении! И если оружие и боеприпасы еще в более-менее пристойном состоянии, то в остальном все ужасно. Теплого обмундирования не хватает. Продуктов тоже – некоторым солдатам просто нечего есть и они ночами пытаются выкопать картофель с полей. В лазарете у Красовского не лучше – солдаты и офицеры просто боятся туда попадать. Говорят, лучше сразу под пули и сабли турок голову подставить, чем там издохнуть. Не хватает перевязок, лекарств. От госпитальной кормежки сводит животы.
Сердецкий поднялся из-за стола и начал мерить палатку шагами.
– И, говоришь, Панин с Красовским просто продают все налево?
– Да. Сам видел в соседних деревнях людей в наших шинелях с отпоротыми знаками отличия. И документы по интендантской и медицинской части тоже посмотрел. Не сходятся они!
– Ты понимаешь, чем это грозит? – после долгого молчания спросил полковник.
– Да, понимаю, – подтвердил Шеляпин. – Прошу проявить к ним снисхождение, но воровство должно прекратиться. Иначе либо мы получим бунт, либо – небоеспособный полк, который османы сомнут в мгновение ока.
– Хорошо, – кивнул Сердецкий. – Пока свободен. Завтра первым делом утром ко мне! И… Виктор, спасибо, что открыл мне глаза. Без тебя бы я ни о чем не узнал. Ты с кем-то еще делился этими сведениями?
– Нет. Только… Наталье писал о своих подозрениях, но тогда у меня не было доказательств.
– Понятно, – протянул полковник. – Кстати, как она поживает?
– Хорошо! Говорит, что совсем скоро стану отцом. Жаль, не смогу быть рядом, когда первенец родится… Ну да ладно, тем больше причин побыстрее разбить турок и домой, да?
– Это точно! – расхохотался Сердецкий. – Счастливый ты человек, Витя! Удачливый, чертяка! Все бы отдал, чтобы Наташа выбрала меня… А, чего уж там! Ступай. Завтра тяжелый день…
Шеляпин кивнул, откинул полог палатки и вышел в ночь. Полковник выждал несколько мгновений, а потом спросил:
– Всё слышали?
Из-за занавеси появились Панин и Красовский. Лицо интенданта было привычно сухо и сосредоточено, полненький доктор выглядел испуганным.
– Что делать будем? – обратился к подчиненным Сердецкий.
– Все пропало! – всплеснул руками Красовский. – Надо… Надо ему предложить долю! Так? И пообещать, что прекратим?
– Согласен, Коля? – повернулся к интенданту Сердецкий.