Дело о сорока разбойниках

Осторожно, минуя битое стекло, хищник прошел мимо потерявшего сознание приказчика, вернулся, обнюхал его голову, потом повел мордой по воздуху, издав какой-то булькающий утробный звук. За дверью послышался топот, тигр прижался телом к полу, все думали, будет прыгать. Но ввалилась целая орава грязных сартских разбойников – человек девять-двенадцать, наверное. Все сплошь в халатах, но в добротных до блеска начищенных сапогах, с кривыми саблями наголо, у иных ружья, пистолеты были за кушаками. И только один держал в руках нагайку – невысокого росточка, в болтавшемся на худом теле полосатом халате, лицо его по самые глаза было замотано концом чалмы, впрочем, как у остальных членов шайки. Он вышел на середину, тигр выжидающие смотрел на своего хозяина, бил хвостом, но подать голоса или двинуться все же не смел.

Иноземцев с болью в груди узнал старого знакомца – хозяина Юлбарса, по стати узнал, по надменным манерам.

Атаман тоже, видимо, узнал доктора. Он медленно приблизился к Иноземцеву, склонился к лицу и тихо прошептал:

– Играете, Иван Несторович? Играйте, играйте. Только выигрышем потом сумейте распорядиться достойно.

Голос принадлежал Ульяне.

Она развернулась, махнула шайке рукой, тигру – нагайкой, выкрикнула что-то на туземном, изменив голос, и все дружно исчезли за стеклянными разбитыми дверьми.

Через минуту, очнувшись от наваждения, Иноземцев спрашивал себя – не почудилось ли ему только что это? Не был ли он настолько перепуган, что вообразил, что атаман к нему по-русски обратился, да еще и Ульянушким голосом и в ее любимой игриво-угрожающей манере.

Сердце его при этом с каждым ударом все больнее билось, пока не зашлось барабанным боем, пришлось подняться и расширить проклятый галстук. Стул позади него упал, от резкого грохота, нарушившего тишину, все разом вздрогнули. Тут гости бедного, потерянного господина Захо словно ожили, перестали изображать, кто героев «Ревизора», кто мраморные статуи, краска постепенно стала возвращаться их лицам, они зашевелились, кто-то опустил голову на руки, кто-то тоже, как Иноземцев, стал судорожно рвать на себе узел галстука. Только князь сидел неподвижно и улыбался краем рта. И было в выражении его лица что-то зловещее, казалось, он и не заметил, что минуту назад в комнате побывал огромный хищник, или ему столь опостылела жизнь, и внутренне он страстно желал, дабы тот с ним расправился.

– Вот тебе и шкура, – проронил Филатов, веривший самаркандским слухам о том, что Юлбарс пугал всех обыкновенной шкурой. – Зверь так себе, еще молод, но плешив. Видать, осенняя линька.

– Господи боже! Какая линька? – стонал Захо, хватаясь за голову. – Что с моим магазином? Что же там произошло? Что сталось с моим магазином?

– Живыми остались, и на том спасибо, – отозвался Обухов. – Пойти бы посмотреть, где Антонина и Виталина, и паренек туземный. Не испугались ли? Голосов их не было ли слышно?

– Приведите в чувство приказчика моего! – продолжал верещать Захо, мечась из стороны в сторону. – Андрей Михайлович, Иван Несторович, Иван Яковлевич! Кто-нибудь! Ну?

Иноземцев ничего не слышал и ничего не видел перед собой, его бил озноб. Какое-то время он стоял точно заговоренный, глядя в одну точку, а потом стал вдруг пятиться назад, неминуемо шагая к распахнутому окну, силой вцепился за воротник, остро ощущая нехватку воздуха, точно себя вновь на кладбище ощутил – в холерные дни его мучили эти неприятные сердечные приступы.

Тут произошло еще более невероятное. Полицейский доктор оставил свою газету, вдруг бросившись не к распростертому на полу приказчику, а к Иноземцеву.

– Успокойтесь, успокойтесь, – сквозь зубы говорил Дункан, протягивая руки, точно собирался того задушить. Иван Несторович не успел отшатнуться, как пальцы доктора оказались под его подбородком и плотным кольцом сжали горло.

– Что вы делаете? – мгновенно приходя в себя, вскричал Иноземцев и стал отчаянно вырываться.

– Вы приведете в чувство приказчика? – так же криком ответил Дункан, резко отдергивая руку. – Или лишний раз свою бесполезность проявите?

Иноземцеву показалось, что психиатр был готов убить его. Он стоял вплотную у окна, одно движение Дункана, и полетел бы вниз со второго этажа. В глазах его ясно читалось намерение покончить с внезапным свидетелем.

Механически, пребывая в двойном смятении, доктор вырвался на середину залы и занялся приказчиком. Остатки ночи пролетели как несколько болезненных секунд. Он не понимал, что делает, о чем говорит, он не вполне понял, что произошло, действовал словно автомат, но вполне слаженно. И даже взял на себя ответственность поместить беднягу, которого хватил удар, в одну из палат госпиталя. Очнулся Иноземцев, когда за окном уже синел рассвет – было утро. Не чувствуя ног, он отправился в свою казенную квартиру.

Глава IX. Хозяин Юлбарса открывает свое инкогнито