Дело о сорока разбойниках

Он уже был готов сделать это, как вдруг Захо поднялся и любезно позвал всех играть в карты. При коротком невольном взгляде, брошенном Иноземцевым на стол зеленого сукна, при радушном призыве хозяина, выстроилась перед его глазами такая странная последовательность: карты – Ульяна – полиция – доктор Дункан – психиатрическая больница. Тотчас же желание сказать хоть слово о фальшивом психиатре и его возможной миссии при князе у Иноземцева напрочь отпало. Язык его, глупый язык Ивана Несторовича, глупая его голова, а вовсе не доктора Дункана повела по кривому пути. Вот что тогда его заставило самому себя сумасшедшим объявить? Зачем преждевременные выводы делать, зачем быть таким поспешным, горячим, зачем нос свой совать куда не следует, говорить что первое в голову придет? Пора бы, Иван Несторович любезный, взрослеть, помудреть, пора бы прекратить бежать от мира, научиться не отзываться на каждое его невольное проявление, как водород на соприкосновение с воздухом, или взрываться, подобно рубидию, который невольно окропили водой.

Сидя в кресле и сжимая хрустальный фужер с такой силой, что шампанское в нем готово было закипеть, Иван Несторович не сразу услышал, что господин Захо звал играть в карты и его.

– Нет-нет, благодарю, – проронил Иноземцев. – Я понаблюдаю.

– Вы что же, не знаете трынки? Не говорите, что не знаете, ее все знают. Идете, идемте, любезный, нас и без того мало, игра рискует стать скучной.

– Я не могу… – начал было Иноземцев и вдруг выпалил: – Я не умею играть честно.

– Не умеете играть честно? – удивился грек и бросил невольный взгляд на гостей. Все заулыбались, не исключая даже князя. – Вот так заявленьице! Я прежде не встречал подобной честности. Все равно идемте, мы будем очень зорко за вами следить и не дадим сжульничать.

– Вы не заметите этого.

– Не заметим? Даже так? Вы мастер интриговать! Теперь-то мы вас не отпустим, доколе вы не покажете своего мастерства.

Иноземцев оставил бокал, подошел к игорному столу, на коем уже положили фишки, блюдца для марьяжа и запечатанную в бумагу колоду. Он бесцеремонно, и даже как-то нервно, распечатал ее и стал перетасовывать. И делал это не хуже Ульянушки.

Гости замерли на него глядючи, у некоторых брови поползли вверх.

Однажды, решив открыть для себя, как работают карточные фокусы, для чего ежедневно, будучи как-то в Петербурге, посещал игорные дома, наблюдая за шулерами, Иноземцев нашел в этом не свойственной благонравственным людям роде занятий особое успокоение. Более того, обнаружил и в себе талант обращаться с колодой довольно ловко. Уличные балаганщики охотно обучали его за звонкую монету, как в свое время обучили и Ульяну. Было время, когда страстно захотелось удивить фокусом госпожу Бюлов. По глазам ее, сверкнувшим завистью, было видно, что Иван Несторович преуспел.

С тех пор в кармане пиджака Иноземцева всегда имелась старая затертая колода, та самая, которая легла на стол в гостинице «Брайденбахер Хоф» рядом с письмом Ромэна, та самая, которая удивила его Ульянушку. Иноземцев хранил ее как реликвию, украдкой брал в руки. Это усмиряло сердце. Внутренний зверь, по частям съедавший душу, будто завороженный, прекращал свои неистовые терзания, становилось спокойно и безразлично. И только черное и красное перед глазами, черное и красное.

Так и сейчас. Карты скользили меж пальцами, наступало душевное успокоение. От сердца отлегло. Иноземцев даже решил порадовать гостей каким-нибудь простым фокусом.

Он вздохнул, усмехнулся как-то безнадежно, удрученно, затем велел Захо выбрать две карты и, не показывая их достоинств, перемножить числа. Хозяин выбрал, тотчас перемножил. А Иноземцев, пока тот шевелил губами и писал маленьким грифелем на салфетке, уже успел разложить на столе другие несколько карт, при перемножении очков коих получилось то же число, что у Захо.

– Мистика! Повторите еще раз, будьте так любезны, милостивый государь.

Иноземцев засучил рукава фрака до самых локтей и повторил фокус четыре раза. Все четыре раза произведение чисел карт гостей совпадало с произведением чисел карт, выкладываемых Иваном Несторовичем. Действия его сопровождались аплодисментами и восхищенными междометиями Обухова, который стал прямо за спиной доктора и не спускал с того глаз.

– Вот видите, нельзя мне играть в трынку, – пожал плечами доктор.

– Где вы научились этому? – воскликнул грек.

Тот улыбнулся, даже покраснел, но не ответил и перешел к другому трюку. Вынул из колоды обе черные дамы.

– Все полагают, что дам в колоде четыре, – проронил он каким-то странным загадочным тоном заправского фокусника. – Но это одна и та же дама. Только маски у нее разные.

И отдал их Захо, который с детской наивностью вперил изумленный взгляд сначала в даму треф, потом в даму пик, надеясь, верно, сыскать заявленное сходство. Продолжая улыбаться, Иноземцев стал медленно выкладывать остальные карты друг на друга рубашкой вниз, велев остановить его в любое время и вернуть трефовую даму в колоду, поверх нее опустил оставшиеся карты, пиковую положил самой последней и протянул князю, дабы тот сдвинул шапку.