Дело о таинственном наследстве

Искомого цветка и горшка не было. В спальне стоял приторный и терпкий запах Софьи Павловны. Запах чувственности, цинизма, лжи и одиночества…

* * *

Небо окончательно прояснилось в момент, когда подруги садились в двуколку, и девушки сразу повеселели.

– Знаешь, Наташ, – высунулась из двуколки Ольга, глядя на солнце и смешно жмурясь на него. – Я недавно в журнале прочитала, что там, где меньше солнца, люди совсем печальные ходят. Интересно, а как тогда люди живут в том месте – мне учитель географии про него рассказывал, – где солнце по полгода не показывается? Они, наверное, все время плачут?

– Это мы будем плакать, если туда попадем, а они, я думаю, приспособились как-то… – При слове «приспособились» что-то секундным воспоминанием кольнуло память, но тут же унеслось. Наташа замерла и перестала дышать. След от укола секунды две как бы чесался: вот-вот и раскроет свое значение, но спустя эти мгновения пропал начисто. Наташа шумно выдохнула и потрясла головой.

– Ну что, Оленька? – спросила она задумавшуюся о судьбах жителей Заполярья подругу. – К Князевой поедем?

У Князевой оказалось штук пятнадцать горшков с синими, розовыми и желтыми кружочками. В них бурным цветом цвели разномастные фиалки и всенепременнейшая для провинциальных домов герань. Наташа обошла и обнюхала все горшочки. Горько-сладкий запах герани она терпеть не могла, и после третьего горшка у нее разболелась голова. Одинокая Князева как всегда была рада гостям и пришла в истинный восторг, когда Наташа, чтобы как-то объяснить визит, сказала, что очень разведением цветов начала интересоваться. Часовая лекция, последовавшая от Князевой, была поучительна и скучна. Чтобы приблизить ее конец и узнать хоть что-нибудь действительно нужное, Наташа спросила:

– Нина Петровна, а вы не помните, кому из гостей на празднике дарили ваши замечательные цветы?

Помещица задумалась, сведя в «куриную гузку» тонкие губы.

– Нет, Наташа, – спустя несколько секунд ответила она. – Просто подходили, поздравляли, а я в ответ горшочек с бантиком. Человек десять, наверное, получили: по-моему, больше у меня горшков тогда и не было, а кто именно… Соседи все наши, я думаю, вряд ли я кому-нибудь из плохо знакомых могла такой подарок сделать… А точно кому… Нет, не вспомню… А давайте-ка, барышни, покушаем, а?

Помещица накормила подруг превосходным холодцом и пирожками с яблоками. Во время перекуса она жаловалась на многочисленные болячки и хвалила искусство доктора Никольского так восторженно, что девушкам стало даже неудобно. И Наталья, и Ольга поняли, что такими дифирамбами вдова пытается выразить чувство симпатии к такому же одинокому, как и она, доктору. И явно задумывается о разделении с ним этого одиночества. Хотя врач он был действительно хороший. Наташа задумчиво посмотрела на помещицу в легкомысленных рюшках и бантиках и попыталась представить ее вместе с Никольским. Картина получилась весьма странной, хотя и не совсем нереальной.

И снова, как давеча, что-то кольнуло память: тень, обрывок картинки, слова… Ощущение близости открытия тайны на сей раз продержалось на долю секунды дольше и было на крупинку сильнее, чем в прошлый раз. Наташа резко выпрямилась, но тут же все исчезло.

«Ну ладно, – смиренно подумала она. – Бог троицу любит. Раз начало на меня что-то наплывать, значит, рано или поздно проявится».

«Лучше бы рано», – не преминул заметить саркастический голосок.

«Само собой», – подумала Наташа.

Стали прощаться. Помещица поинтересовалась, куда они едут дальше. Ольга вопросительно посмотрела на подругу. Та, что-то соображая, ответила:

– К жене банкира, я ей книжку обещала, – и помахала специально для этой поездки захваченным томиком.

– Ой, как хорошо! – засмеялась вдова. – Значит, мимо Семен Николаевича будете проезжать. Наталья, если вам не составит труда, не могли бы вы завезти ему одну вещь…

Наташа неохотно кивнула. В посыльных любви ей сегодня быть совсем не хотелось.

Князева протянула Наташе небольшую, аккуратно перевязанную стопочку журналов.

– Это подборка моего покойного мужа… В прошлый свой визит доктор нашел там массу интересного, но постеснялся взять, а нынче не знаю, когда теперь пожалует. Так что просто передайте ему, скажите, что Князева кланяется. Ну спасибо вам, с Богом!

Подруги окончательно попрощались с помещицей и сели в двуколку.

* * *

– А еще, – когда лошади тронулись, продолжала Ольга познавательный разговор, начатый давеча, – ты только представь, как интересно! Оказывается, г-н Кант, Иммануил, ну ты должна знать, философ. Он написал в своей жизни одно-единственное стихотворение! «Февраль» называется. Вот ведь как любопытно, да, Наташа? Почему одно? Почему дальше не писал? Может, ему не понравилось то, что получилось. А может, он тайно написал их десятки, а потом взял и сжег, а это случайно на полях его философских записок осталось. Я даже наизусть его выучила, хорошее такое:

Есть в каждом дне своя забота,
Их тридцать в месяце. Вот квота,
Так ясен счет, но очень жаль…