Дело о тонущем утенке

— Но вы же опознали в этом утенке того самого, которого увез с собой Марвин Эйдамс! — не унимался Мейсон.

Визерспун на секунду задумался, потом зашагал дальше по коридору, отомкнул двери своей обители и включил свет. Мейсон закурил сигарету и бросил обгоревшую спичку в пепельницу.

Визерспун сурово заметил:

— Вы выбрали неподходящее время для шуток!

— А я вовсе не шучу.

Кабинет был огромный, с дорогой изящной мебелью. На стене висели картины, изображающие лошадей и ковбоев, гоняющихся с лассо за мустангами, а также головы диких животных, охотничьи ружья, дробовики, патронташи и прочее снаряжение. Стены кабинета были покрыты прекрасно отполированными высокими панелями из узловатой сосны, а в дальнем конце его находился роскошный камин, по обе стороны которого в стеклянных шкафах были выставлены исторические экспонаты Запада. В сочетании с ультрасовременной мебелью все это выглядело особенно впечатляюще.

Несмотря на владевшее им беспокойство, Визерспун не удержался и постарался так или иначе привлечь внимание Мейсона к предмету его гордости.

— Я прихожу сюда, когда хочу забыть о всех неприятностях и заботах. У меня здесь, как видите, диван, на котором можно спать. От этой комнаты ни у кого, кроме меня, больше нет ключей, даже у Лоис. Слуги сюда приходят, только чтобы навести порядок, и то непременно в моем присутствии. Взгляните на пол, это подлинные индейские циновки из Навойо, их не во всяком музее можно отыскать… А теперь садитесь и объясните, что вы такое толковали об этом утенке? Вы что, разыгрываете меня?

Визерспун открыл дверцу настенного бара с двумя рядами полок, заставленных бутылками различной величины и конфигурации и набором рюмок и фужеров. А под полками, искусно скрытый за дверью, находился холодильник.

— Скотч с содовой? — спросил он.

— Не сейчас.

Визерспун налил себе шотландского виски, бросил кубик льда, плеснул немного содовой и залпом выпил три четверти содержимого стакана. Затем грузно опустился в низкое кресло с металлическими ножками и такими же подлокотниками, открыл стоящую на журнальном столике резную шкатулку, достал из нее сигару, нетерпеливо откусил зубами кончик и поднес к ней зажженную спичку. Рука у него не дрожала при этом, но в красноватом свете пламени спички особенно ясно были заметны тревожное выражение его лица и глубокие морщины на лбу.

— Вы еще хотите поговорить об утке? — спросил Мейсон.

Визерспун раздраженно ответил вопросом на вопрос:

— Куда вы клоните?

— Просто я хочу сказать, что для опознания вы должны были в точности знать, как выглядит интересующая вас утка. Для этого у нее должны быть какие-то особые приметы, которые отличают ее от великого множества других уток.

— Не глупите, Мейсон! — Визерспун нахмурился. — Я вас предупреждал, что нечто подобное может случиться. Этот парень — дрянь! У него гнилое нутро, преступные наклонности. Я понимаю, что это будет горькая пилюля для Лоис, но ей придется ее проглотить. И хорошо, что это случилось сейчас, а не после того, как он стал бы членом нашей семьи.

— Утенок? — с иронией спросил Мейсон.

— Эйдамс! — закричал Визерспун. — Я говорю сейчас о Марвине, а не об утенке. Лоис собирается выходить замуж не за утенка.

— Вы сделали в полиции какие-то заявления относительно утенка?

— Да.

Что вы сказали?

— Я сказал, что это мой утенок.

— Объяснили, каким образом он туда попал?

— Сказал, что молодой Эйдамс увез его с собой сегодня вечером. — Визерспун все это сказал с каким-то даже вызовом. — Черт возьми, Мейсон, я с самого начала предупредил вас, что намерен любой ценой защитить счастье дочери, и мне думается, пора вам перестать заниматься самообманом. Ведь пока еще даже не было объявления об их помолвке, так что…

— Вы считаете, что этого детектива убил Марвин Эйдамс?

— Разумеется!

— Откуда у вас такая уверенность?

— А вы знаете, что его убили? — Голос Визерспуна перешел на фальцет от возбуждения. — Небольшой химический эксперимент… — Он зачастил, очевидно отвечая на, собственные, тревожащие его вопросы: — Милтер находился на кухне, он, по всей вероятности, решил приготовить напиток из горячего рома с добавлением масла для себя и своего гостя. Убийца взял из буфета маленький кувшинчик для воды, налил в него немного гидрохлористой кислоты… и… сказал: «Ну, прощай, Лесли, мне пора идти!» — бросил в кислоту несколько кристалликов цианида и вышел. Выделение газа происходило на плите. Там же подогревалась вода с сахаром. На буфете были приготовлены две чашки с ромом и кусочком сахара в каждой. Шипение горелки мешало Милтеру услышать свистящий звук, с которым цианид растворяется в кислоте. Ядовитый газ заполнил кухню. Газовая горелка, на которой по-прежнему стояла алюминиевая кастрюлька со сладкой водой, продолжала гореть. Когда вода выкипела, сахар сгорел, наполнив квартиру специфическим запахом и густым дымом. Именно это и спасло жизнь полицейскому офицеру. Когда он заглянул на кухню, он сначала почувствовал запах жженого сахара и увидел обгоревшую на огне кастрюлю, а уж потом…

— Весьма интересно! — заметил Мейсон.

— Что же тут интересного?